В. Леонович (1 июня 5 г.)
По Евроньюс: Буш с трибуны – запись – говорит эти свои слова.
Березовский: Ходорковский будет сидеть в тюрьме, пока Путин будет сидеть в Кремле.
Где будем сидеть мы? В Жасмине и в Жимолости, нам не привыкать.
Гоголь: – Соотечественники, страшно! Чехов: – Скушно…
До отвращения скушно повторять в начале века текущего урок, 30 годов прошлого, не усвоенный народом, потерявшим лучшую свою половину. Но – не страшно.
У дверей Басманного суда – раскол страны в миниатюре: десятка два скандируют СВОБОДУ! Десятков пять пялят орифламу: ВОР ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ! О ком это вы? И кто, оглянитесь-ка, сталкивает лбами уже не два и пять десятков, а поболе того? Из-за сломанной ноги торчу в городе. Огород в Белорукове не копан, картошка не посажена, не обихожен цветник.
Не ищите на карте Костромской области деревню Белоруково. Она возле Парфеньева, она – бывший поселочек бывшего льнозавода, бодро названный Молодежным. Насмешка неуместна над последними стариками, поэтому вместо бодрого и скудоумного названия пишу то, которое лет 10 тому хотели мы присвоить деревеньке. Здесь были картофельники Федора Белорукова, купца и промышленника уездного масштаба, курился винзаводик, работала водяная мельница. Большую семью Белоруковых постигла общая беда, уцелел и вышел в люди младший – Дмитрий Федорович…
Среди низкорослых кряжистых парфян – типичный парфянин – Сергей Николаевич Марков – Дмитрий Федорович смотрелся богатырем. Выучился на военного инженера, воевал, дошел до Берлина, а по пути через Прагу на высокий постамент взгромоздил советский танк-освободитель.
Танк был сброшен пражанами после 68 года. На этом месте теперь сквер, фонтан. Любопытно, что в юбилейном сюжете про освобождение Праги в 45 году сброшенный танк был показан и потому, сказано, сброшен был, что боевых следов на броне нет. В сюжете не было и Пражской весны, раздавленной брежневскими танками осенью. Зачем – о грустном?
Д.Ф. Белоруков, отслужив армейский срок, занялся историей деревень Костромского края, оставил по себе мемориальный том. На подробных картах обозначены все деревни, под большинством сноска «нежил». Жил, дескать, народ, а будто и нe жил.
Так в соловецкие рвы стаскивали «задристиков», умирающих от дизентерии: – Я живой, – кричит шепотом такой вот несчастный со дна ямы, пока его как неживого засыпают. (Книга Второвой-Яфы «Авгуровы острова». Обратите внимание на название: прекрасно знают авгуры, что творят! А то, что оказалось самым болезненным для соловецкой узницы – улыбки палачей – продолжает терзать и меня. Их стиль. Их, вооруженных и могучих, мелкая шкода. Но о стиле – потом, потом…)
В Парфеньеве теперь улица Белорукова, бывшая Комсомольская.
А вот поселочек наименовать не удалось. Заменить на карте название оказалось «дорого». Опустынить Россию не думая о потерях – это за здорово живешь!
Но доберемся, все-таки, до моей деревни, уж очень похожи на нее многие русские деревни, списанные абсурдной нашей жизнью . (Подчеркнутые слова вносит Игорь Дедков на обложку последней книги.)