7-14 октября 6 г.

Дни нашпигованы событиями и датами.

4 – родилась наша Маша. 1 – Рае 50 лет.
7 – убили Анну Политковскую.
7 – разбился Алеша Герасимов. Вчера похоронили.

Звонок из «Костр. ведомостей»: вы были учителем Алексея Александровича… Был. Рассказал все, что можно по телефону за 5 минут. Его как чиновника я не знал, он мне пенял, что не захожу и НЕ ПРОШУ ничего, в то время как… Я, Алешинька? не проситель… Но собирались к нему с Тоней просить деньги на издание Николая Федосеевича Чалеева-Костромского, актера и беллетриста, нар. артиста Федерации, умер в 1939 году, родился в 74 (?) позапрошлого века. Перо прекрасное. Издадим книгу — будет новое имя в литературе. Такое талантливое бытописательство незаметно решает остальные задачи и сверхзадачи т. н. гражданского порядка. (Сегодня «Записки охотника» читаются, а «Что делать?» нет).
Так вот, теперь не у кого просить на издание Чалеева.

8 апреля Нина Ганцовская жаловалась: «Никак не удается напечатать словарь «Живое поунженское слово», посв. Ефиму Честнякову. 7 лет над ним работала… Лежит мой труд 4 года… деньги, выделенные Департаментом культуры, КУДА-ТО ПРОПАЛИ…»

5 лет лежала книга Дедкова, деньги крутились, очевидно.

Характерно: Тамара Д. не благодарит администрацию за издание, что означает почти плевок в ее сторону. БРАННОЕ МОЛЧАНИЕ, конечно, — не опустится же Тамара до бранного слова.
Что делать с книгой Кильдышева???

На переписку Григорова Зонтиков ДОСТАЛ 50 тыс. — меня вызывает на соревнованье… Как раскаянье опережает грех, так у меня уже оскомина от безуспешных просьб, хотя ничего никогда ни у кого я не просил. Как тот черный кот:
каждый сам ему приносит и спасибо говорит.
(Одна из заповедей Воланда: никогда ничего не проси — так, кажется?)

По телефону тогда же спрашиваю Лидию К., откликнется ли газета на убийство П. Нет, говорит. И вся Кострома СМОЛЧИТ: редакторы не позволят…

– Ну и сидите в дерьме!

Чего больше тут: подлости? идиотизма? гнусного расчета? страха? мести?

Всего больше, кажется, СТРАХА ИУДЕЙСКА. Политковская – Кадырову по случаю дня его рождения: «ЭТО ВООРУЖЕННЫЙ ДО ЗУБОВ ТРУС… Моя личная мечта в день рождения К. только об одном. Я говорю об этом совершенно серьезно. Я мечтаю о там, чтобы он сидел на скамье подсудимых. И самая строгая юридическая процедура с перечислением всех преступлений, со следствием по всем его преступлениям происходила».

Политковская не сказала, КАКОЙ ДЛИНЫ должна быть та скамья. Этой женщины испугались и те, кто по праву должен сесть рядом с этим амбаловидным наследником чеченского престола.

Александр Подрабинек:
П. была надеждой обездоленных, гонимых, бесправных. Для многих из них — последней надеждой. Когда уже нет правосудия, защиты и сострадания… Слово П. вселяло в людей силы и уверенность в том, что они не брошены на произвол судьбы в царстве всеобщего страха, насилия и беззакония.

Нордостовцы:
Мы узнали о жестоком убийстве родного, близкого, чуткого и отзывчивого человека… С самого начала трагедии по сегодняшний день Аня была с нами. Именно А. П. террористы потребовали в качестве парламентера в здание театра… она носила для заложников воду и соки… ВЕЛА ПЕРЕГОВОРЫ с террористами… в сотнях статей раскрыла всю правду о «блестящей операции» по спасению заложников, о судебном беспределе…

Вл. Лысенко:
Анну знала вся Чечня. Большая часть ее любила, меньшая ненавидела. Она была совестью России в этой проклятой войне.
Нижегородское общество Российско-Чеченской дружбы (только что ЛИКВИДИРОВАННОЕ – нота бене!):
…Убита самая мужественная женщина России. Убит ее самый честный журналист. Убит человек, безусловно воплощавший совесть нашей страны…

Невозможно словами выразить ужас произошедшего, горечь нашей общей потери и степень нашего презрения и гнева. Да будет память о ней светла вовеки. Да будут во веки прокляты те, кто празднует сейчас свою КРЫСИНУЮ ПОБЕДУ.
Подписали: Станислав Дмитриевский, Оксана Челышева, Татьяна Банина, Наталья Чернилевская, Елена Софронова.
Подпишите и меня, ребята.
Я твердил, писал, переиздавал:

ЯМБОМ ПЕРЕВЕДУ ЧЕЧЕНСКОГО ВОЛКА ВОЙ,
В СТЕНУ СТУЧАСЬ БЕТОННУЮ ПОВИННОЮ ГОЛОВОЙ
В журнале, в книге одной, другой.

Ан Вселенная – место глухое. Глухи удары в бетонную стену. Проверил на вшивость читающую публику. Шесть лет как висит в пустоте и эта строка:

ВОЙ ЧЕЧЕНСКОГО ВОЛКА ЯМБОМ ПЕРЕВЕДУ.

Херовый пошел читатель.

Предлагаю, прошу (вот где ПРОШУ!): дайте, переведу! Глухо. Потрясающее легкомыслие в нашем ЛАУРЕАТНИКЕ. Скользнуто по страничке, перевернута страничка. Потом эти СЛЕПОГЛУХОНЕМЫЕ будут ахать: не услышали… не сберегли… Говори так: я не услышала, я не сберег. Будет верней. Когда А. Яковлев в красно-черной книге своей кается: мы, рабы, мы, идиоты, мы, холопы, — я пишу ему через газету: не греби всех одними граблями… Не я ли, Александр Яковлевич, тебе объявлял личную голодовку из-за Оли Сушковой? А когда пошел к тебе выяснять отношения, на дверях демократических твоих апартаментов стоял ЧЕЛОВЕК С РУЖЬЕМ. Судорога брезгливости — и я повернул назад, передав пакет с бумажками, где казус (вопиющий по стыдности своей!) был описан. Не был я, имярек, рабом ниже холопом у тех, у кого был ты. Пушкина читал? Токмо у Царя небесного, да и то рабом ленивым, БЕЗИНИЦИАТИВНЫМ. Зане привержен был апокрифу паче канона.

В. Леонович.