11-17 авг. 2006
Московская неделя. Украшена лицом Ирины Ковалевой.
У Вас прекрасное лицо.
Душа моя как ни капризна —
Я Вами занят бескорыстно…
Огорчение: нельзя в Альманахе печатать рассказ Дм. Новикова «Кло», т.к. дважды был уже напечатан. Сережа Яковлев такой у нас чистюля: перепечаток в «Коростеле» быть не должно.
Этого я понимать не хочу. Перепечатывай, делай вводку или сноску, плати, наконец, автору за талант, но печатай, сожалея, что не впервые, талантливую вещь. А она стоит того. Рассказ сильный: повалил меня с ног, еле справился с истерикой. (Раньше кровь открывалась. Теперь сопли, прости господи). Ирина Юрьевна – Ира – говорит: спокойно печатайте. Но Сережа — ответственный секретарь, он и должен блюсти чистоту. И его надо слушаться: действительно работник – рядом со мной и Гариком.
Евтушенко все же дозвонился до заместителей Шершунова, те жалуются на меня – много себе позволяю. Женя пеняет мне: чего то хочешь от них, так не говори им «надменные потомки известной подлостью…» Женя, отвечаю, эти ребята врут, или сам не знаешь. Врут…
Они возьмут с меня подписку невыезда из Костромы –
я положу на них пиписку и буду возмущать умы.
Утомили они меня за полвека.
65 лет со дня того УЖАСА – Бабьего Яра. Распределились билеты в ЦДЛ – с небывалой строгостью. В воздухе висит скандал. Я помню шизофреника Асташвили и его замороченных мальчиков, пришедших быть жидов в Б. зал ЦДЛ. Одного из них я держал крепкой тогда плотницкой рукой, он шипел «убью».
Он мне шипел убью,
Как ненавистный Ю.
— Как же так, Ю.? Вчера ты — коммунист, сегодня ? ярый прихожанин, крестишься правильно, справа налево, а хочешь меня убить?
…Был ли человек, кого я мог убить? Морду набить тому и этому – да. Меня – можно было убить. Когда стоило. Когда я стоил дуэли, а так бывало.
Любопытно: абсолютный негодяй лет через 15 после своего не годяйства встречается мне на ускоренном московском тротуаре — протягиваем друг другу руки…
Свобода, солнышко, покой,
зеленый домик над рекой.
Летит дыхание реки
Сквозь яблоневый сад –
на майских яблонях висят
мои клеветники…
(из Гейне)
Но как я мог НЕ ВСПОМНИТЬ, что Ирину К. видел в Сахаровском му зее, кажется, даже выступали — или я или она? Такое лицо нельзя забыть, что-то нынче в Михайловском смутно мне виделось… Хорошо было Алесю Адамовичу – всегда видеть это лицо, а уж сквозь него остальную жизнь. И как перенесла Ирина смерть мужа? Это непостижимо. Слава Богу, дети. Дети не пускают…
А моя Вика?
Истинная трагедия притягивает. (Или отталкивает? Кого-нибудь – непременно). Для какого-то возмещенья.
* * *
Слепили первый номер «Коростеля» (никак не привыкну к названью) К амертон — н e опубликованная страничка Короленки, а точнее — само ИМЯ В.Г. Талантливые стихи Саришвили — гостя из грузинской неволи. Надергал стихов у Ник. Зиновьева, сочинил мостики. (Получилось ни то ни сё). Перепечатал бы эти стихи талантливейшего кубанца — приличия не велят. Зиновье ва надо ТИРАЖИРОВАТЬ безоглядно! Распутин пишет: это голос самой России.
В степи, некрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец Вселенной.
Остановившись, он изрек:
«Я друг униженных и бедных.
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есть твой Бог. Я все могу.
Меня печалит вид твой грустный
Какой нуждою ты тесним?
И человек сказал: «Я – русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.
18 авг. 2006
Кострома. Утро. Сижу корсетно обмотанный шарфом — для тепла и неподвижности натруженных мышц спины — там где радикулиты. Это я натрудился увязывая ящики с книгами у Дианы и Вали, увязывал целый день. Наконец-то они переезжают, нако нец-то закончены обмены, получены деньги — сделано то, о чем и помыслить страшно. ( Есть такие области, от которых страшно и наперед устаешь, еще не переступив порога. Голова заболева ет).Письмо от Илюши Фаликова — в ответ на мое приглашенье содейство вать усилиям Альманаха. То есть создавать бурун, когда течение тебя сносит, а ты стоишь или продвигаешься ВСУПЭРЭЧ ПОТОКУ.Уже давно я не видел читающих толстые журналы. Илюша знает дальневосточников и сибиряков — возможных наших авторов. Но на провинцию, мне показалось, смотрит сквозь московский смог. 0 стихах пишет лучше всех. Писал я ему — благодарил за статей ку о «Дневнике» Дедкова в «Воплях». Ким Смирнов написал о них в «Н овой»: И ДОЛОГ РУССКИЙ ДОЛГ — строка известного автора.Кострома событие проспала. Я уже надоел и сам себе и всем остальным своими писаниями о Д.В разврате каменейте смело,
писатели-читатели газет!
Письмо от зам. губернатора — вялые пустяки. Эти все ребята еще не родились, когда я ходил по костромским улицам со стихами Гейне. К старости понял, что этот немец-еврей у меня в крови, эта заноза в сердце. Ужо вам, ребята…
Костромичи-поэты меня побьют: в первом номере наш маленький «Г ейне» — Тишинков. Понравился до восторга Гарику , Сашке, Та нюшке. Как давно мы с ней не пели… Давняя тихая прелесть. Мало с кем поется.
Да, не Салтыков-Щедрин. Хайнэ — игла, в их толстокожесть. Но игла обоюдоострая. «Я натолкнулся на нос этого человека — нос чуть не выколол мне глаза» и прочее для Сальвадора Дали. Господи, вразуми: теперь они хотят, чтобы каждый, кто положил в мою кружку деньги на собаку и на Дедкова, объяснился в том смысле, что деньги не краденые и что я не великий махинатор. Как бы отвечал Хайнэ? Что гений может сказать примитивным глуп цам? Пожать плечами…
На улицах что-то много беременных. Животики ласкают глаз. Когда касаешься этого места, возникает религиозное чувство. Оно было, видимо, у ваятелей скифских баб, все они красавицы. А эти наши будто путинского призыва. Мощный ход, В.В.. И где-то покаянный:
оставь герою сердце….
Мне все едино. Едно вшистко,
и за тобою в край любой
поеду я как декабристка.
Но — за тобой. Лишь — за тобой.
Гляжу на Элку. Легендарной Элке 82. Продли, Господи, дни рабы твоей Комунэллы Маркман! Как мне легко с ними — с нею и Петей! С Эллой можно проговорить сутки и не заметить. Ничего не умею записать —
СЛОВА ПОЗАБЫВАЯ ВПРОК.
А какой прок? Опомниться? Нет. От некоей полноты, все позабыв — сочинить . Это моя Катька так же утешается. Далеко мой ребенок. На Виа-дель Корсо, господа жулики, ее ДОМ МОДЫ — единственный в мире зарубежный русский дом хай фэшн.
— Папа, ну что ты как юродивый собираешь БАБКИ НА БОБКУ в эту черную банку? Давай я поставлю этот памятник, издам вам серию костромских классиков…
— Нет, милая. Не лишай толстосумов возможности проявить велико душие, а бедняков — радости участия в деле благом…
Катькины одеяния для тех, кто с жиру бесится, по 100 — 200 – 300 тысяч долларов.
Притом, я не отец Горио, сюжет совсем другой. Парадоксальный:
Он не требует не просит, жолтый глаз его горит,
Каждый сам ему приносит и спасибо говорит —
примерно такой.
* * *
Как быть с еврейскими вечерами «в рамках» проектов для Гордона? Возможны погромы. И что ж так мало грузин костромских? Армян 1770, грузин ? 540. (Эскимос — 1. Остальные вымерли на родине. За эскимосов спросится на Страшном Суде).