Об Алексее Дмитриевиче Червякове (1947—2007)

А.В. Соловьева

Мы познакомились зимой или весной (скорее всего — весной) 1970 года. В это время Алёша Червяков [1] был сотрудником отдела редкой книги Российской государственной библиотеки им. В.И. Ленина, а я первый год работала научным сотрудником в музее-заповеднике А.Н. Островского Щелыково. Начинала я при заместителе директора по науке — Леониде Ивановиче Антропове [2], его хорошем знакомом. Когда Л.И. Антропову осенью 1969 года пришлось срочно покинуть Щелыково, Алёша приезжал за его оставленными вещами. Но тогда мы не встретились, вероятно, я была в командировке. Сейчас уже не припомню причину (повод) нашего знакомства, но хорошо помню, что в 1970—1971 гг. мы встречались в Москве несколько раз: ходили в музей на Волхонке, по его приглашению (или пригласительному билету?) я оказалась на вечере Расула Гамзатова в Ленинке, а в майские праздники 1970 г. в гостинице на ул. Горького (очередная командировка) читала роман «Мастер и Маргарита», который получила от него.
То, что оставалось в нём неизменным — потребность и дар просветительства, — проявилось уже тогда; в музее он говорил: по тому, как написана рука, можно определить уровень мастерства художника; дарил книги — сборник Эразма Роттердамского, ЖЗЛ-овскую биографию Гарсиа Лорки.
А потом был перерыв в 20 лет. Вторая встреча произошла на топонимической конференции в Москве в 1991 году (Вторая Всесоюзная научно-практическая конференция «Исторические названия — памятники культуры», проходившая 3—5 июня). Я немного опоздала и вошла в зал, когда некто в куртке, стоя на трибуне, страстно говорил о необходимости возвращения Загорску исторического имени — Сергиева Посада. В перерыве я случайно познакомилась с москвичкой из оргкомитета конференции и увидела в её бумагах знакомую фамилию и инициалы. Спросила, и она сказала, что человек, говоривший о возвращении имени Сергиева Посада, и был А.Д. Червяков, и дала его домашний телефон.
Вечером я позвонила, разговор начался сразу же. Мы по-прежнему были на «вы», но уже называли друг друга по имени-отчеству. Тут же выяснилось, что наши интересы совпадали. Зашла речь и о моей работе в Костромском фонде культуры, о религиозно-философских чтениях «П.А. Флоренский. В.В. Розанов», которые я начала готовить уже в это время; я пригласила его быть участником их, а также и первых Григоровских чтений (краеведческих). Он приехал и на чтения в октябре 1991 года с выступлением о Ф.А. Голубинском, и на религиозно-философские чтения в мае 1992 года, где рассказывал о первой монографии, посвящённой о. Павлу Флоренскому — «лучшей книге о Флоренском», по его словам (к тому времени монография С.И. Фуделя вышла в Париже уже двумя изданиями, в 1972 и 1988 гг.).
В последний раз мы виделись зимой 1993 года, когда он приезжал в Кострому уже не по приглашению Костромского фонда культуры. Тогда мы втроём (третьим был о. Андрей Логвинов, с которым АД свели упомянутые религиозно-философские чтения) ездили в Никольскую психиатрическую больницу, где «служил» врачом Василий Валентинович Дягилев (1913—2004) — племянник С.П. Дягилева. С ним АД познакомился на религиозно-философских чтениях, а теперь захотел это знакомство продолжить.

В эти годы Костромской фонд культуры готовил к изданию сборник работ историка, генеалога, костромского краеведа Александра Александровича Григорова (1904—1989), и А.Д. Червяков предложил назвать этот сборник «Из истории костромского дворянства». Предложение было нами сразу же принято, оно оказалось очень удачным.

Сотрудничество с фондом культуры продолжилось и на страницах «Московского журнала», где по инициативе АД, в это время заместителя главного редактора, в 4-м номере за 1992 год были напечатаны отрывки из воспоминаний А.А. Григорова, а в этом же номере за следующий год статья Н.А. Зонтикова о родовом храме Островских в Костроме «Благовещенский храм в Костроме и род Островских» (кстати сказать, во время встречи и знакомства Николая Александровича с АД в редакции журнала и последовал его совет о том, как лучше назвать григоровский сборник).
Общение с Алексеем Дмитриевичем не «напрягало», при всей его эрудиции он держался просто, был мягок и деликатен, чувствовал юмор и шутку собеседника и сам был не прочь пошутить. И всегда и всюду проявлялась его естественная потребность делиться знаниями.
Подарки продолжались: в последние встречи я получила от него 2 иконки Божией Матери (одна из них — образ Богоматери «Споручница грешных» — воспроизведена на 2-й странице обложки «Московского журнала» № 4 за 1993 год).
Вместе с уходом Алексея Дмитриевича ушла и часть жизни тех, с кем его свела судьба.
Но осталась светлая и благодарная память.

А.В. Соловьёва.
Декабрь 2009 г.

Оказывается, некоторые моменты жизни забываются так основательно, как будто их и не было вовсе.
Перебирая старые письма, я обнаружила целых 2 от А.Д. Первое — написанное на открытке, воспроизводящей гравюру М.И. Махаева (1716—1770) «Вид Успенского собора и Грановитой палаты с частью колокольни Ивана Великого». Вот оно:

«Любезная Тоня!
Благодарю Вас за книгу и прошу извинить моё долгое молчание. Я очень был занят на работе и в институте. Письмо Ваше (т.е. Сергеева) в библиотеку получили. О результатах Вы узнаете от Лены. Ещё раз благодарю за книгу. 12.XII.1969.
А. Червяков».

И — значит, познакомились мы осенью 1969 года. Что за книгу я ему послала — не помню, но, вероятно, ту, которую ему хотелось иметь. Упоминаемый институт — Московский государственном институт культуры, в котором он учился заочно. О чём шла речь в письме, подписанном тогдашним директором Щелыковского музея-заповедника Б.П. Сергеевым и направленном в Ленинку, тоже не помню. Лена — Елена Леонидовна Кичигина — главный хранитель Щелыковского музея и моя подруга. Личность исключительно замечательная. Значит, она в это время была в Москве, встречалась с АД и передала ему эту забытую мною теперь книгу, а мне — открытку от АД, т.к. лежит она в конверте второго письма.

Второе письмо на желтоватом листе:

«Любезная Тоня!
Благодарю Вас за книгу и прошу извинить моё долгое молчание. Дело в том, что я последние три месяца существовал без денег и с долгами, которые надо было возвращать. Поэтому теперь, когда положение изменилось (меня перевели в старшие библиотекари), только теперь я высылаю Вам деньги (23.II.) и благодарю за книгу, которая доставила мне большое удовольствие.
Теперь две Ваши книги стоят у меня на полке и напоминают о Вашем добром отношении ко мне и моём “младенческом” легкомыслии (я не думал, в чём каюсь теперь, что Вы исполните мою просьбу).
Я не знаю Ваших книжных вкусов, но мне очень хочется доставить Вам “книжное удовольствие” (какое доставили Вы мне), поэтому прошу Вас написать: какие книги могли бы порадовать Вас. Я приложу все силы, чтобы достать их.
О Леониде Ивановиче Вы уже знаете, а мне писать в Щелыково о нем не хочется.
Он просил передать Вам привет.
Вас благодарят его жена и сын (свои благодарности я приберегу до нашей встречи).
Ваш покорный слуга АЧ.
23.II.1970
Извините мое неряшество: пишу на почте».

Буквы АЧ были «переплетены» и «образовывали узор» — что, как известно, называется вензелем.

О второй книге тоже ничего не помню, а книги тогда действительно надо было «доставать» (кстати, и не только книги).
За что благодарят меня жена и сын Л.И. Антропова и за что собирался благодарить АД — не помню (вот такие «воспоминания»).

Январь 2011 г.

P.S. Воспоминания написаны по просьбе вдовы А.Д. Червякова — Н.Н. Блохиной.
___________________________
[1] Об А.Д. Червякове см.: Блохина Н.Н., Турилов А.А. Подвижник просвещения: Алексей Дмитриевич Червяков — архивист, историк, педагог // Вестник церковной истории. — 2008. — № 4. — С. 211—222 <http://www.optina.ru/pub/p22/>.
[2] Л. И. Антропов (1911—1979) — архитектор, москвич. О нём, в частности, см.: Бычков Ю., Фомин А. Находка в Угольском // Советская культура. — 1967. — 5 декабря. Его имя встречается в переписке М.М. Шателен и А.А. Григорова 1968—1969 гг. См.: Григоров А.А. «…Родина наша для меня священна»: Письма 1958—1989 годов. — Кострома, 2011. — С. 83—98.

← живая память