Вспоминая Павла Вячеславовича Куприяновского (1919—2002)

Мой «дух-утешитель»

О Павле Вячеславовиче Куприяновском

Н. Г. Коптелова [*]

2014/12/18

19 декабря 2014 года исполняется 95 лет со дня рождения П. В. Куприяновского (1919—2002) — известного учёного, доктора филологических наук, профессора Ивановского государственного университета. Павел Вячеславович очень любил Кострому и не раз бывал в нашем городе, когда принимал участие в научно-практических конференциях, организованных Костромским государственным университетом, Костромским общественным фондом культуры, Областной научной библиотекой, Литературным музеем. На костромской земле живут и работают многие ученики Павла Вячеславовича, его бывшие студенты и аспиранты.

П. В. Куприяновский
Павел Вячеславович Куприяновский

Так случилось, что Павел Вячеславович Куприяновский стал одним из самых дорогих мне людей. И сейчас, закончив свой земной путь, мой учитель незримо неизменно присутствует в моей жизни: он подставляет мне плечо, советует, ободряет, не даёт сбиться с пути в нашей современной круговерти.

Я была аспиранткой Павла Вячеславовича с 1984 по 1987 гг., время, во многом переломное для отечественного образования, жизни всей России. Начинала учиться заочно и время от времени приезжала из Костромы в Иваново, чтобы увидеться и побеседовать со своим научным руководителем. Наши тогдашние встречи трудно назвать традиционными консультациями — так много душевной энергии вкладывал в них Павел Вячеславович. Общение с ним стало для меня настоящим откровением. Сейчас, по прошествии трёх десятилетий, его творческую щедрость, бескорыстие, желание поделиться с учеником не просто знаниями, но всем самым духовно-сокровенным я ценю ещё больше. Да и тогда я понимала, что Павел Вячеславович был очень занятым человеком (серьёзная научная деятельность, преподавание, заведование кафедрой, общественная работа в самом высоком смысле слова). Его окружало огромное количество людей, жаждущих общения с ним. У него, наконец, была большая семья, требующая внимания и заботы. Но он, не считаясь ни с чем, дарил мне, одной из многих своих учеников, драгоценные часы своей жизни, которые, несомненно, «отнимал у вдохновения». «Я всегда работаю. Я всегда пишу, — признался он мне однажды. — Я не люблю праздности». Ни разу он не дал мне почувствовать, что я отвлекаю его от важных дел, что я некстати.

Обычно Павел Вячеславович приглашал меня к себе домой, в деревянный домик на улице Пророкова. Тогда мне казалось, что мы находимся не в его тесном кабинете, а в каком-то огромном книжном шкафу, наполненном интереснейшими изданиями. Павел Вячеславович с готовностью давал мне для работы любую, самую ценную и старинную книгу из своей библиотеки.

Диалог о диссертации дополнялся задушевной беседой. Думаю, что состав моей «филологической крови» во многом определили его искренние, из самой глубины души идущие рассказы о его студенческой и аспирантской юности, об общении с интересными, творческими людьми, в том числе с выдающимися русскими литературоведами. Особенно запомнился его рассказ о контактах с литературоведами братьями Максимовыми («некрасововедом» и «блоковедом»), такими разными и по-своему яркими. Образы Максимовых в представлении Павла Вячеславовича вышли очень живыми и естественными, благодаря блёсткам его доброго юмора. Особенно остроумно Павел Вячеславович рассказывал о том, как на правах «поводыря» сопровождал В. Е. Евгеньева-Максимова по старым букинистическим магазинам, где и сам находил для себя много нужных и редких книг. С этого момента я так их и развела в своём восприятии: «почвенник, «народолюбец» старший В. Е. Евгеньев-Максимов и утончённый, погружённый в музыкальную стихию символизма младший Д. Е. Максимов. Как «родного человечка», Павел Вячеславович, прихрамывая, неизменно провожал меня до деревянного крылечка своего дома.

Он сделал всё, чтобы я могла перевестись из заочной аспирантуры в очную. О каждом этапе своих хлопот и ходатайств относительно моего перевода на очную форму обучения Павел Вячеславович подробно писал мне. Его открытки и письма, содержащие даже исключительно деловую информацию, всё равно были согреты отеческой теплотой и заботой обо мне. Я сохраняю их как память о нём. Его родной, изумительно красивый, «летящий» почерк я узнаю из тысячи каллиграфических образцов. Иногда Павел Вячеславович даже звонил мне в Кострому, чтобы передать какую-либо важную информацию. Однажды он обратился ко мне по телефону, как он выразился, с «личной просьбой»: узнать, нет ли в костромских аптеках корня одуванчика, срочно необходимого для его больного внука. К моей досаде, этого лекарственного средства не было ни в одной аптеке, так что помочь Павлу Вячеславовичу я так и не смогла.

Очень запомнилась мне и наша совместная с Павлом Вячеславовичем поездка в г. Горький (ныне — Нижний Новгород). Павел Вячеславович должен был участвовать в очередном заседании диссертационного совета в Горьковском университете, а я везла свой «диссертационный опус» для обсуждения. Буквально за руку он подвёл меня к профессору И. К. Кузьмичёву и очень тепло представил. Я была тронута.

Вспоминается и «тревожная» защита в Горьковском университете Н. А. Молчановой, первой здесь аспирантки Павла Вячеславовича. Тогда всем пришлось изрядно поволноваться, так как на защиту опаздывал один из официальных оппонентов. Диссертантка старалась держаться изо всех сил, хотя и дрожала как осиновый листочек. Мне показалось, что в тот момент только Павел Вячеславович не паниковал, внешне излучая спокойствие и уверенность в благополучном исходе дела. Конечно, всё закончилось хорошо, как и прогнозировал не теряющий самообладания наш научный руководитель. Но что это ему стоило? Боюсь, никогда мы до конца не поймём и не оценим, как давалась Павлу Вячеславовичу его легендарная выдержка, уравновешивающая и ободряющая окружающих в самые трудные минуты.

Как за собственных детей и внуков, он болел душой за всех своих учеников. Помню, как переживал он за Штеффи Лунау, аспирантку из ГДР, серьёзно заболевшую и попавшую на операционный стол. Павел Вячеславович горько сокрушался и, как заботливый отец, по-доброму ворчал на Штеффи за то, что она «недооценила русские морозы». Он сердито и вместе с тем презабавно провёл рукой по своей спине выше пояса, показывая в какой короткой курточке бегала Штеффи в университет, блеснул своими мощными очками и уверенно заявил: «А ведь в России жить без шубы нельзя!» Знаю, что Павел Вячеславович «подключил» к лечению Штеффи и своего зятя, работающего врачом.

Павел Вячеславович ни разу не сделал мне замечания в резкой форме. Мне казалось, что он целиком и полностью доверяет моему научному поиску. Я была уверена, что он предоставлял мне, как аспирантке, полную свободу, а между тем он так умел направить меня, что я и не замечала, как концепция работы «лепится» во многом из советов и рекомендаций научного руководителя. Я благодарна ему за то, что он привил мне уважение к библиографическим разысканиям, внушил, что скрупулёзный анализ источников — основа любого литературоведческого исследования. Теперь я передаю эстафету от Павла Вячеславовича своим студентам, когда начинаю занятия его словами: «Библиография — глаза и уши филолога!»

«Что ж пора приниматься за дело, За старинное дело своё…» — этими строками Блока мудрый Павел Вячеславович мгновенно прогонял мою хандру, появлявшуюся после ряда неизбежных в аспирантской жизни трудностей и неудач. Уверена, что Блок был одним из любимых поэтов Павла Вячеславовича. Вообще, серебряный век был одной из самых прочных его исследовательских привязанностей (наряду с библиографией, литературным краеведением). Он дерзко давал «зелёный свет» темам, связанным с проблематикой символизма, акмеизма в те годы, когда это совсем не приветствовалось. Ещё студенткой мне пришлось услышать скептическое замечание одного из преподавателей-общественников по поводу увлечения кафедры Куприяновского модернизмом, исканиями серебряного века: «Это не кафедра советской литературы, а просто религиозно-философское общество какое-то» Не случайно свои последние годы Павел Вячеславович посвятил исследованию жизни и творчества Бальмонта. Книги и статьи, написанные им в соавторстве с Н. А. Молчановой, ставшей не только его второй духовной «половинкой», но и «ангелом-хранителем», несомненно, перевернули многие до сегодняшнего дня существовавшие представления об этом загадочном поэте-символисте. Павел Вячеславович и Наталья Александровна убедительно показали, что Бальмонт не просто «комета эстетизма», как назвал его А. Белый, но целая поэтическая вселенная.

Я никогда не видела, чтобы Павел Вячеславович распекал кого-нибудь из своих учеников или подчинённых. Он активно включал аспирантов в жизнь кафедры, так что мы чувствовали себя частичкой единого творческого коллектива. Мы посещали все заседания кафедры (о незабвенный низенький диван, где обитали аспиранты!). Нам была поручена серьёзная учебная нагрузка: не только проведение семинаров, лекций, но и руководство курсовыми и дипломными работами.

Как я сейчас понимаю, совершенно особая атмосфера, творчески вдохновляющая и стимулирующая каждого члена кафедры, была создана благодаря тому, что Павел Вячеславович абсолютно был лишён комплекса «сальеризма». Это единственный известный мне человек, у которого совершенно отсутствовало чувство соперничества, зависти, столь нередкое в творческой среде. Его «моцартианство», как мне представляется, и состояло в том, что он формировал кафедру по принципу: чем ярче, талантливее, тем лучше. У него был редкий дар раскрепощать и объединять незаурядных людей. Его личность была творческим цементом кафедры, гармонизировала отношения между очень разными индивидуальностями. Фонтанирующий творческими идеями Л. Н. Таганов, тонко чувствующая поэзию Н. В. Дзуцева, знаток всех оттенков комического, ироничный С. Н. Тяпков, аналитик и эрудит С. Л. Страшнов, склонный к интеллектуальному эпатажу А. Л. Агеев, импульсивная и активная 3. Я. Холодова, основательная К. С. Николаева, трудолюбивая Е. И. Кудряшова. Собранные в «букет» заботливым «садовником» Куприяновским (собственно, именно он их и взрастил), столь разные преподаватели естественно дополняли друг друга и вместе с тем составляли единую поистине «звёздную», динамичную, трудоспособную команду.

Павел Вячеславович искренне стремился создать условия для профессионального роста каждого члена кафедры. Творческие отпуска, стажировки были регулярными и проходили неформально. Его порядочность, мудрость, смелость, умение брать на себя ответственность влияли на микроклимат филологического факультета в целом. И сейчас, оглядываясь не только на аспирантскую, но и студенческую юность, я никак не могу ассоциировать время моей учёбы с «застоем», с задавленностью филологии идеологическим прессом. В 80-е годы свободомыслие и возможность творческого самовыражения на кафедре литературы XX века Ивановского госуниверситета были такими, что и сейчас, в период «постперестройки», дух захватывает. И вдохновителем, гарантом этого во многом был, конечно, Павел Вячеславович. Только его смелость и внутренняя свобода были совсем не «диссидентскими», не демонстративными, не суетными, но естественными, как дыхание.

До сих пор с удивлением вспоминаю те заседания кафедры, которые проводил Павел Вячеславович. Демократизм Куприяновского проявлялся в том, что не было никакого менторского тона в диалоге с членами кафедры. Текущие вопросы кафедральной жизни, конечно, ставились и решались. Но казалось, что это не самое главное. А главным было непринуждённое творческое общение. На кафедре Куприяновского действовал своеобразный негласный закон: на очередном заседании делиться друг с другом чем-то новым, интересным. Мы, аспиранты, сидели с открытым ртом на своём колченогом диване и ловили каждое слово, впитывая услышанное, как губка. Думаю, что посещение заседаний кафедры с лихвой заменяло нам аспирантские семинары, которых почему-то в то время ещё не было. Навсегда с тех лет запомнились интереснейшие диалоги о творческом наследии и личности А. Ф. Лосева; о литературоведческих работах С. С. Аверинцева; о произведениях «возвращённой литературы», которые обретали тогда права гражданства во многих толстых литературных журналах. А вокруг фильма Абуладзе «Покаяние» развернулась целая философская дискуссия. Вспоминаю, как выступали с отчётами о подготовке докторских диссертаций корифеи кафедры, на которых мы, аспиранты, смотрели снизу вверх: Л. Н. Таганов, В. П. Раков. Для нас, начинающих исследователей, их доклады были более чем поучительны. Казалось, что Павел Вячеславович «закачивает» на кафедру какой-то особый кислород творчества, сотрудничества, содружества.

Ещё тогда, будучи аспиранткой, я услышала, как отзывались о Павле Вячеславовиче работающие в его семинаре студенты: «Когда мы идём на занятия к Павлу Вячеславовичу, нам стыдно что-то не сделать. Он — как дедушка Кутузов в романе-эпопее Л. Н. Толстого “Война и мир”…» Думаю, что юные философы интуитивно угадали сущностные черты и масштаб личности этого скромнейшего и добрейшего человека, пришедшего в филологию из глубин народной России и ставшего живым олицетворением чести и достоинства нации.

Изредка мы продолжали видеться с Павлом Вячеславовичем и тогда, когда я окончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию и, что называется, вышла во «взрослую жизнь». Знаю, что и тогда мой учитель старался помочь мне в трудоустройстве: хлопотал за меня перед заведующим кафедрой литературы Костромского пединститута профессором Ю. В. Лебедевым и при этом не скупился на добрые слова. Несколько раз мы встречались с Павлом Вячеславовичем, когда он приезжал в Кострому на научные конференции либо когда я оказывалась в Иванове. И всегда после нашей недолгой встречи в моих руках оказывались то книга Павла Вячеславовича, то сборник с его статьёй, с трогательной дарственной надписью. И каждый раз я расставалась с Павлом Вячеславовичем окрылённая, просветлённая, утешенная.

В начале XX века беспокойный русский писатель А. М. Ремизов мечтал о том, чтобы «человек человеку» был «не волк», «не бревно», а «дух-утешитель». Именно «духом-утешителем» был и остаётся для меня, как и для других людей, знавших его, Павел Вячеславович Куприяновский.

________________________

[*] Наталия Геннадьевна Коптелова — доктор филологических наук, профессор кафедры литературы КГУ им. Н. А. Некрасова

Фотография из архива Н. А. Молчановой

 

Благодарная память сердца

(Наши воспоминания о П.В. Куприяновском)

А. В. Соловьёва

Наша 3-я группа. Зима 1966-1967 гг.
1-й ряд (слева направо): Н. Кашко, Г. Курбатова, Е. Макарина, И. Смирнова,
М. Широкова, Т. Кубасова.
2-й ряд (слева направо): В. Кольцова, Л. Романова, Н. Белянчикова, Т. Колчанова,
А. Кукушкина, Е. Смирнова, А. Соловьёва, В. Кудряшова

Убеждён, что воспоминания людей — никогда не исчезнут,
что они учитываются Кем-то и Где-то, и там живут вечно —
в тихом свете некое Царство Славы,
которое мы видим, когда думаем об них как о живых…
 
Вс. Н. Иванов [1]

Это воспоминание о П. В. Куприяновском является «общим» воспоминанием бывших студенток историко-филологического факультета Ивановского педагогического института им. Д. А. Фурманова, окончивших его в 1967 году. Все авторы воспоминаний или писем, написанных по моей просьбе, учились в одной — 3-й — группе и составляют ровно половину её (50%).

По прошествии почти 47 лет в памяти каждой из нас (к 4-му курсу — вероятно, уже и к 3-му — у нас уже не было парней) осталось не так много о годах учения в институте, но из «оставшегося» всё же можно составить определённый, хотя и не «всеобъемлющий», портрет «нашего» профессора.

Уверена, что не случайно на мой призыв к сокурсницам написать воспоминания откликнулись именно мои «одногруппницы». В их памяти отложилось особое отношение Павла Вячеславовича именно к нашей, 3-й группе: Л. А. Петрова (Лида Романова), бывшая со 2-го курса бессменной старостой группы, написала, что П. В. Куприяновский «очень уважал нашу группу, наверное, как детей рабоче-крестьянского класса. А, может быть, даже и за усердие к учёбе. У 3-ей группы всегда было меньше пропусков, меньше “хвостов” в сессиях и, думаю, просто за скромность. <…> Всегда чувствовала я как староста его отеческое отношение к нам» [2]. Это подтверждает и М. Г. Волкова (Маша Широкова): «Почему он выделял нашу группу? Я думаю, все мы были из простых семей, трудились, не снимали верхушки, стремились к знаниям» [3]. Замечания о «детях из рабоче-крестьянского класса» и «простых семьях» не совсем соответствует действительности — были в 3-й группе и дети служащих, но в целом наша группа была более «однородна»: в ней не учились такие яркие в то время студентки, как в 1-й группе — Г. Рыжова, Г. Песорина, Е. Субботина. Но, конечно, «скромность» в нас преобладала.

Павел Вячеславович Куприяновский остался в памяти многих как умелый лектор, увлечённый изучаемой темой, и требовательный экзаменатор.

«П. В. Куприяновского помню хорошо. Помню, как, прихрамывая, заходил в нашу аудиторию, вставал за кафедру и читал свои необыкновенные лекции. Читал стоя, изредка заглядывая в свои <…> записи. Читал просто и доходчиво, умел “держать” студенческую аудиторию не повышая голоса, умел понимать и уважать студентов» [4].

«<…> С первых же лекций Павел Вячеславович поразил своим знанием предмета, своей увлечённостью предметом. До сих пор с удовольствием вспоминаю его лекции и семинары по творчеству М. А. Шолохова, К. А. Симонова, А. Т. Твардовского…» [5].

«Он огорчался, если студент пренебрегал его мыслями. Так было со мной. Когда я стала отвечать по теме “Маяковский” не по его лекции, он сразу же остановил экзамен и сказал: “Ответ не засчитывается”. На моё жалкое оправдание, что отвечаю по учебнику, потому что в своё время болела и на лекциях не присутствовала, он дал мне неделю, чтобы восстановить лекции, выучить и прийти на экзамен, имея в виду ту концепцию, которую Павел Вячеславович раскрыл в лекции. После экзамена сказал: “Теперь другое дело”, и поставил “хорошо”» [6].

Павел Вячеславович читал нам спецкурсы по советской поэзии, творчеству В. В. Маяковского. Он старался нас «развивать» и приглашал на факультет писателей, поэтов, известных культурных деятелей и организовывал с ними встречи в читальном зале института. Мне помнится встреча с Владимиром Солоухиным, с известным П. И. Лавутом. Тема выступления последнего (в моей студенческой записной книжке отмечено, что это было 5 марта 1966 г.; сохранился и конспект этого выступления) называлась «Маяковский — человек». Помню, что и ивановский — в то время — поэт Геннадий Серебряков однажды читал в институте свои стихи. (У меня сохранился сборник его стихов «Полюс радости» с дарственной надписью в день встречи с нами — 13 декабря 1965 года.)

П. В. Куприяновский со слушательницами спецкурса
П. В. Куприяновский со слушательницами спецкурса. 1966/1967 уч.г.
1-й ряд (слева направо): В. Марщева, С. Сироткина, Т. Тилипина, Н. Ермилова/
2-й ряд (слева направо): А. Кукушкина, Г. Курбатова, П.В. Куприяновский, Г. Рыжова, Г. Зубарева.
Фото Е. Макариной

Он дарил нам свои книги с автографами — тёплыми и более сдержанными. Многие из нас хранят его сборник «В широком потоке», вышедший в 1963 году: «Жене Смирновой, моей активной студентке, с наилучшими пожеланиями в дальнейшей жизни и работе. П. Куприяновский» [7]; «Антонине Соловьёвой на добрую память об институте и с пожеланием успехов в работе учителя-литератора. П. Куприяновский. 17/III-67».

Дарил и книги других авторов. Лиде Романовой «преподнёс» сборник Б. Пастернака «Стихотворения и поэмы» (М., 1961) с такой надписью: «Лиде Романовой в День рождения книгу товарища Маяковского в поэзии — на добрую память о спецкурсе и с сердечным пожеланием счастья. П. Куприяновский. 8/IV-1967 г.». (Эта книга с 1972 года находится в моей библиотеке, но это — как теперь любят говорить и писать — «другая история».)

Те из нас, кто связали свою жизнь и судьбу со школой, преподавая литературу, под влиянием его литературоведческих интересов, стали заниматься литературным краеведением, не переставали пользоваться «багажом», приобретённым в институте.

«Особенно помню его лекции, связанные с писателями нашего края. Литературное краеведение стало частью и моей работы в школе. <…> Храню свою курсовую («Стихи и песни М. Исаковского периода Великой Отечественной войны». — А. С.), показывала своим ученикам и учила на ней, как правильно оформлять свои <…> работы по литературе» [7]. «Трактовка творчества В. В. Маяковского, данная П. В. Куприяновским, стала главной в преподавании мной творчества поэта в 11 классе на долгие годы» [8]. (К слову сказать, проработали Е. А. Рябикова (Женя Смирнова) и В. И. Семейкина (Валя Кудряшова) в школе в общей сложности 85 лет).

В памяти многих навсегда запечатлелись и человеческие качества его — простота, доброжелательность, чуткость.

«Храню память о светлом и добром человеке <…>» [9]. «Вспоминаю его как доброго и чуткого Человека» [10]. «Павел Вячеславович был <…> очень доброжелательным, приятным в общении человеком. Вспоминаю, как вместе с группой студенток была в гостях у Павла Вячеславовича в его доме, который располагался во дворе нашего общежития на Нижегородской улице. Мы пришли поздравить его с днём рождения. Павел Вячеславович познакомил нас со своей женой, сыном. Все вместе пили чай, угощались пирогами, вели разговоры о литературе» [11].

Продолжая тему «П. В. Куприяновский, его дом и его близкие», нельзя не привести рассказ С. Н. Данилюк (Светланы Зарубиной) о том, как родные Павла Вячеславовича весной 1967 года помогали ей — жившей в общежитии с маленьким 3-х — 5-ти месячным сыном и сдававшей в это время и экзамены за IV курс и госэкзамены. С. Н. Данилюк вспоминает о его жене, «которая помогала нянчить Артура: кормили кашей, которую с сестрой П. В. Куприяновского варили, а он спал у них на кровати» [12]. В комментариях здесь нет необходимости, назову только имена жены, сестры и сына: Мария Васильевна, Александра Вячеславовна, Вячеслав.

Я уже упоминала о Лиде Романовой — старосте нашей группы. Видимо, за стать её, за спокойный и рассудительный нрав Павел Вячеславович звал её Марфой-посадницей. В апреле всё того же 1967 года Лида, живя с мамой в Иванове в частном доме, захотела праздновать свой день рождения в одной из комнат нашего общежития — в комнате 25б, где «насельницами» были Ж. Смирнова, Л. Макарина, Т. Фашер. И Лида пригласила «на день рождения» и Павла Вячеславовича. Ей запомнилось, что он пришёл с бутылкой шампанского и баночкой шпрот и подарил ей тот самый сборник Б. Пастернака [13]. У многих из нас есть фотографии этого празднования, на одной из них радостно улыбающаяся Лида держит только что подаренную книгу.

День рождения Л. Романовой. Общежитие на Нижегородской улице. Апрель 1967 г.
1-й ряд (слева направо): Т. Кубасова, А. Соловьёва, П.В. Куприяновский, А. Кукушкина, Л. Романова. 2-й ряд (слева направо): Н. Белянчикова, В. Кудряшова, Е. Смирнова, Е. Макарина, М. Широкова
Мы и кавалеры наших подруг (студенты медицинского и энергетического институтов) с П. В. Куприяновским на дне рождения Л. Романовой. Апрель 1967 г.
Слева направо: А. Соловьёва, Л. Романова, А. Клюнтин, П.В. Куприяновский, В. Смирнов.
Фото Е. Макариной

После окончания института Лида Романова, Валя Кудряшова-Семейкина, Аля Кукушкина, Маша Широкова и несколько ещё девушек из нашей и других групп отправились на работу в Красноярский край. Уже в январе 1968 года Лида выходит замуж и приглашает на свадьбу не только нас, но и П. В. Куприяновского. «У меня было большое желание пригласить его к себе на свадьбу, и я даже написала ему приглашение письмом. На свадьбе были 7 человек из нашей группы. Думали с ним сходить на охоту в тайгу, но он, естественно, не рискнул, отделался какими-то — шутками, уже не помню…» [14].

Разумеется, Павла Вячеславовича мы в послеинститутскую пору не забывали — само собой, часто вспоминали школьные учителя, но и те хранили его в своей памяти, кто ушли в «иные сферы». «Когда работало радио, П. В. Куприяновского очень часто вспоминали (речь идёт о Ивановском радио. — А. С.). Когда я слышала это, я гордилась, что я училась у этого умнейшего человека» [15].

Немногие из нас имели встречи с ним — к сожалению, единственные — и после окончания института.

Л. Г. Галкина увиделась с ним в году в Оптиной пустыни. «<…> Подъехал автобус с писателями. Каково было моё удивление, когда из автобуса вышел Павел Вячеславович Куприяновский. Для меня, как бывшей его студентки, он запомнился чтением курса советской литературы, где главные лекции были посвящены Серафимовичу, Фурманову, Фадееву. А тут: он — и Оптина пустынь!!! Год — 1981-й.

Мы поздоровались. Заметив моё удивление, Павел Вячеславович сказал, что где-то недалеко от этих мест находилась дача родственников жены Фурманова. Речь коснулась увиденного в Оптиной пустыни. Павел Вячеславович поделился своим впечатлением — оказалось, что его интересует быт и монастырская жизнь конца XIX — начала XX веков. <…> Интересы П. В. Куприяновского оказались шире, интереснее, богаче, чем моё впечатление о нём в институтские годы» [16]. Стоит, вероятно, заметить, что в студенческие годы нам было сложно иметь исчерпывающие сведения об интересах наших преподавателей.

После окончания института я встретилась с Павлом Вячеславовичем чуть ли не через 30 лет.

В 1994 году, организуя в Костроме очередные (IV) Григоровские чтения, я пригласила участвовать в них Павла Вячеславовича Куприяновского, Людмилу Анатольевну Розанову, Леонида Николаевича Таганова и Альберта Васильевича Лужановского. Почему-то не смог приехать А. В. Лужановский, но остальные приехали, и каждый выступил со своей темой: П. В. Куприяновский — «Об эмигрантском литературном наследии Вс. Н. Иванова», Л. А. Розанова — «Люди и города Верхневолжья на страницах произведений Д. Н. Семёновского», Л. Н. Танганов — «А. Баркова и В. Розанов».

Участники IV Григоровских чтений
Участники IV Григоровских чтений: П. В. Куприяновский, Л. Н. Таганов, А. В. Соловьёва, Л. А. Розанова.
Кострома. 7 октября 1994 г. Фото Г. Белякова

Вечером первого дня чтений я организовала небольшой «приём» для моих преподавателей в Фонде культуры. Из костромичей на нём «присутствовали» я да профессор Юрий Владимирович Лебедев, который прекрасно знал своих ивановцев-коллег — как, впрочем, и они его. Пятым был — также участник Григоровских чтений — Л. А. Шлычков из Плёса.

Разнообразия и обилия ни питья, ни закусок не намечалось, главным предполагалось — встреча после 27 послеинститутских лет и беседа. В памяти моей остались два — новых для меня — момента этой встречи: необыкновенная тёплая тональность речи Павла Вячеславовича, когда он говорил со мной (я была поражена этим — видимо, забыв об этой особенности его; а он моей не забыл: «Вы стали быстро говорить»), и спокойная, серьёзно-юмористическая манера рассказов Людмилы Анатольевны, с которой в институтские годы у нас не было «неформальных» встреч (она нам ничего не читала — за исключением установочных лекций по русской литературе перед госэкзаменами, а на курсе «бытовало» общее мнение о ней как очень строгой, и мы её немного побаивались).

Через год и 2 месяца я получила в подарок межвузовский сборник научных трудов «Творчество писателя и литературный процесс», вышедший в Иванове в 1994 году и посвящённый 75-летию П. В. Куприяновского. Надпись на нём гласила: «Антонине Соловьёвой на память о студенческих годах в Иванове. П. Куприяновский. 7/XII-95».

В сборник было вложено письмо:

Письмо П. В. Куприяновского

«Иваново
7/XII-95

Дорогая
Антонина Васильевна!

Сердечно благодарю за ценный, хорошо изданный альманах “Костромская земля”. Кое-что я уже прочитал, в том числе и вышедшее из-под Вашего пера и статью Н. Г. Коптеловой. Так держать!

Посылаю Вам на память юбилейный сборник, выпущенный к моему 75-летию. И одновременно обращаюсь с просьбой. Если Вы связаны с журналом “Губернский дом”, поинтересуйтесь судьбой моей публикации о Всев. Никанор. Иванове (материал я передавал через журналиста Сморчкова). И если журнал печатать его не собирается, то, может, он пригодится для костромского краеведческого альманаха?

Всех благ Вам и лучшие пожелания на Новый год.

Ваш П. Куприяновский».

Я узнала, что журнал намерен опубликовать материал в следующем году, и, конечно, сообщила об этом в Иваново. Текст Вс. Н. Иванова с предисловием П. В. Куприяновского, был напечатан во 2-м номере «Губернского дома» за 1996 год. Назывался материал «Усиление русской жизни».

Работая над составлением «суммарного» воспоминания нашей 3-й группы, я преследовала одну лишь цель — сообщить как можно точнее и как можно больше фактов, пусть и «мелких», поскольку уверена, что ценность любых воспоминаний не в общих оценочных суждениях о «воспоминаемом» человеке, а именно в конкретных фактах и эпизодах, и более всего — в «живых».

  1. Иванов Вс. Н. «…История — это и есть Царство Славы…» Письма А. А. Григорову (1969—1971 гг.). Публикация А. В. Соловьёвой // Костромская земля. Вып. 7. — Кострома, 2014. — С. 345.
  2. Петрова Л. А. Письма к Е. Н. Сокур (урожд. Макариной) и А. В. Соловьёвой // Архив автора.
  3. Волкова М. Г. [«…И в то же время простой»]. Воспоминания. Рукопись // Архив автора.
  4. Рябикова Е. А. Вспоминая своего Учителя. Рукопись // Архив автора.
  5. Кукушкина А. Д. [«В ряду любимых преподавателей»]. Воспоминания // Архив автора.
  6. Семейкина В. И. [«Удивительный человек»]. Воспоминания // Архив автора.
  7. Рябикова Е. А. Вспоминая своего Учителя. Рукопись // Архив автора.
  8. Семейкина В. И. [«Удивительный человек»]. Воспоминания // Архив автора.
  9. Рябикова Е. А. Вспоминая своего Учителя. Рукопись // Архив автора.
  10. Петрова Л. А. Письма к Е. Н. Сокур (урожд. Макариной) и А. В. Соловьёвой // Архив автора.
  11. Кукушкина А. Д. [«В ряду любимых преподавателей»]. Воспоминания // Архив автора.
  12. Данилюк С. Н. Письмо от 27.01.2015 г. // Архив автора.
  13. Петрова Л. А. Письма к Е. Н. Сокур (урожд. Макариной) и А. В. Соловьёвой // Архив автора.
  14. Там же.
  15. Волкова М. Г. [«…И в то же время простой»]. Воспоминания. Рукопись // Архив автора.
  16. Галкина Л. Г. [«Интересы П. В. Куприяновского оказались шире»]. Воспоминания // Архив автора.

Сокращённый вариант воспоминаний опубликован в сб.: Одной мы связаны судьбой: ивановская филологическая школа (история и современность) : сб. науч.-метод. ст. — Иваново: Иван. гос. ун-т, 2017. — С. 3 — 6.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.