«Когда-нибудь будет понято, что сосредоточение мысли и культуры в одних лишь популярных географических точках противоестественно». Так писал Дедков, проживший в Костроме 30 лет и сделавший мой город популярной географической точкой культуры. В литературной среде при имени Костромы вместе с именами Флоренского, Розанова и Розова непременно возникает имя Игоря Дедкова. Можно считать моего друга «народником», чей опыт прекраснодушия удался вполне и во многом оправдал самое идею растворения личности в народе. «Я приехал работать в Кострому — позже понял, что приехал жить».
При нем культура Костромы и края имела определенный строй и выражение лица. Дедков был «новомировец». Со всей страстью и талантом, которые послушны были лишь вкусу и такту, с завидным знанием истории страны и современной ему «глубинки», с любовью к родине вокруг себя и в себе критик Игорь Александрович Дедков был человеком «центральным» (Тургенев — о Белинском).
«Не знаю, как назвать это чувство. Оно было узким и прямым и руководило так, чтобы человек не уклонялся от внушенного ему долга, не пытался ничего смягчить или облегчить себе; словно оно знало какие-то высшие правила жизни, которые нельзя нарушать, кто бы и сколько бы раз ни нарушал их вокруг», — это Сергей Яковлев, «дедковец», цитирует своего старшего друга и учителя, который это чувство, неназываемое, но и неискоренимое, перенимает у шестидесятников XIX века. Без этого сердцевинного чувства мыслима ли вообще русская интеллигенция?
Июль 1998 года, мне пишут из Костромы: наконец-то давняя идея Веры Арямновой, «дедковки» последнего призыва, выпускать культурное приложение к «Северной правде» обретает черты. Пишет сама Вера: нашлись деньги в губернской администрации на несколько номеров, а редактором «СП-Культуры» зовут меня. Уже ясно и мне, и костромичам, что отказаться мне нельзя, как нельзя уклониться «от внушенного жизнью долга», от собственной строчки, с которой Игорь начинает последнюю свою книгу «Любить? Ненавидеть? Что еще?»:
И долог русский долг…
Все прекрасно, я готов говорить комплименты властям, которые изыскали средства на культурную восьмиполоску — несмотря… и т. д.
17 августа — крупная афера наверху, и на восемь месяцев замирает эта возможность — сесть мне, простигосподи, на кол редактора. В апреле 1999 г. — очередные дедковские чтения в Костроме, и у меня едва ли не сердечный приступ от невероятной чести — премии имени Игоря Дедкова!
В апреле — премия, в мае — первый выпуск «СП-К».
Из Москвы я навез материалов — один другого лучше — из портфеля «Дружбы народов», из архива Чуковских, из шкафов Репкома — Комиссии по литнаследству репрессированных писателей, где сидим то я, то Виталий Шенталинский, не получая, понятно, ни копейки от власти, которая грехов своих не помнит. Особенно хороши и обильны были пушкинские материалы, и тем еще хороши, что живую Пушкиниану, например, Генриха Сапгира, костромичи получили бы раньше, чем номер журнала, который получает лишь одна библиотека. Дневники Игоря, ждавшие публикации в осенних номерах «Нового мира», в руках у меня были в мае. Еще не вышла в свет книга репкомовская «За что?» — а стихи Жигулина, эссе Чичибабина, неизвестная проза замечательных писателей — все это было уже в портфеле.
Дорисую то… что не сбылось. В Ярославле со смертью спонсора перестал существовать «Очарованный странник» — альманах Бориса Черных. Померкла в Набережных Челнах «Звезда полей» — газета Николая Алешкова. Но — возникла костромская газета и привлекла авторов Поволжья. Костромской губернатор В. А. Шершунов, избранный главою Союза исторических городов, ощутил под собою культурную трибуну и удвоил наш листаж. С таким «заглядом» вперед он и приветствовал наш № 1 на его первой странице. Кострома и область, лишенные в одночасье толстых журналов, получили ежемесячный «журнал в газете», нашими авторами стали лучшие писатели обеих столиц, добрые знакомые или друзья редактора. «Ближнее зарубежье», задыхающееся от ярых нацпатриотов, стало нашим постоянным гостем. А Сибирь… В Томске возник и завалил нас материалами Василий Афонин, из Иркутска шлет номера «Зеленой лампы» Анатолий Кобенков, из Красноярска Роман Солнцев и Сергей Кузнечихин братски делятся тем, что прочат в очередные номера «Дня и ночи». Виктор Астафьев, уже отзывавшийся на мою статью о Дедкове, присылает прозу в дедковскую газету-журнал. Из Финляндии пишет вечно благодарный Дедкову Василь Быков. Костромские бывшие зеки почуяли в тяжелом воздухе чистогана — струйку чего-то, что не продается… Зеки и их умные сыновья и внуки потянулись к нам с фамильными записками, со всей своею усталостью от абсурда: они ведь по-прежнему контингент подозрительный и второсортный.
Тяжелый город Кострома, город с подавленным тонусом жизни, оглядывается на себя.
Первый номер «СП-К» оказался последним. Власть учуяла недоброе и сдрейфила. Галина Иванова, начальник департамента культуры, вознамерившись быть цензором нашим, обнаружила щемящую некультурность в оценке материалов очередного выпуска, в элементарном человеческом общении. Невежество с вечно комсомольским напором.
Простите меня, земляки! Поманили вас чем-то забытым, что было при Дедкове, не базарным чем-то: в первом номере прочли вы записи Лидии Чуковской — рассказы детей, попавших под немца, прочли дивное эссе Александра Бугрова о Веневитинове и Зинаиде Волконской, прочли стихи Федора Волкова, основателя русского театра, которыми Юрий Бекишев открывал антологию одного стихотворения…
Простите, что не поддался я напору «всесильной Галины», не сдал ей Веру Арямнову, не позволил накануне выпуска срезать вдвое гонорар и проч., и проч. Будь послушней — остался бы, может быть, редактором, нашлись бы деньги на газету… Впрочем, когда власть отговаривается бедностью, она лжет. А когда человек, что-то знающий и умеющий, слушается невежду, он теряет лицо и портит руку.
Член нашей редколлегии Виктор Яковлевич Игнатьев, не переживший шестого инфаркта, с больничного одра послал Галине телеграмму: приветствую, дескать, выпуск, так держать, «Рим падал — провинции возвышались»… Вижу здесь нечто похожее на завещание этого прекрасного человека, фактически подарившего всему культурному миру Ефима Честнякова и Григория Островского.
В тяжелом городе под чугунной десницей Ленина, взгроможденного на чужой (романовский) пьедестал, ни одна газета пикнуть не смеет что-то против Галины Ивановны Ивановой, друга семьи самого губернатора. Но в ярославском «Хронометре» Александр Зайцев опубликовал статью «Хранители и гонители», после которой начальница департамента, закрыв лицо руками, должна бы стремглав бежать в отставку… Ничуть не бывало. Эти люди сраму не имут.
Новая газета. 1999. — № 37 (4—10 октября). — С. 22.
Неотправленное письмо
В.П. Астафьеву
Дорогой Виктор Петрович!
Извините, что пишу на машинке.
Вот какая просьба: помогите освятить Костромскую обл. библиотеку Именем Сергея Васильевича Максимова.
До сих пор над библиотекой тяготеет имя Крупской. Костромичам, молодым особенно, невдомек ее «борьба со сказкой» вообще и «чуковщиной» в особенности: мелкобуржуазную галиматью председательша Главполитпросвета заменила бы речовками; невдомек борьба с приключенческой «безыдейной» литературой, изымавшейся из библиотек плачущими библиотекарями; лютая борьба об руку с Ем. Ярославским с религией, коей заражена вся мировая классика включая подлежащих уничтожению Мильтона и Данте, подлежащих коррекции Гоголя, Достоевского… Узнав об этом, Горький едва не отказался от советского гражданства. Помог он и Чуковскому — письмом в «Правду», где снимал с Корнея Ив. дикие обвинения Крупской (в ненависти к Некрасову и подражательству оному, в «мелких плевках» этой ненависти, в общей вредности творчества уважаемого и давно любимого детьми писателя…). Невдомек и прямая причастность этой дамы к апрельскому указу ЦИК-СНК о суде и смертной казни 12-летних. (Загляните в мою книгу, стр. 163.)
Года 3 назад, не прибегая к отрицательным аргументам, я предлагал в областной «Северной правде» дать библиотеке имя Игоря Дедкова. Он просидел в ней 10 лет, что и помогло ему стать образованнейшим литератором не только своего времени: он и в 19 веке был как дома. Появилось несколько откликов за и против, а потом… Я ждал, что напишут читатели Дедкова: историк, работник клуба и музея, театрал (много писал Д. о театре кино), архивариус, этнограф и фольклорист, поэт, библиотекарь, наконец — Кострома ведь не пустой город! — напишут мирно и ответственно, с пониманием, что такое есть ИМЯ на человеке (памятуя Флоренского), на здании, на городе. Я надеялся, что земляки любят, помнят, понимают моего замечательного друга…
Разговора не вышло, вышел базар самолюбий, пошлая перебранка. Оскомина от нее осталась у многих. Особенно у меня: вослед Дедкову я придумал выпускать культурное приложение к «Сев.пр.» и стал это делать, обещая в № 1 этой восьмиполоски то лучшее, что еще НЕ НАПЕЧАТАЛИ московские журналы — но вот, дарят костромичам. Честь… Реклама… Стимул к творчеству «на местах»… Меня заспали как матка дитя. «Нет денег». Деньги нашлись, когда редактировать Приложенье стал человек, при котором Дедков остерегал друзей говорить лишнее. Типичная история (описанная мною в «Новой газете» (№ 37 — 1999)…[*]
____________________________
[*] Письмо В.П. Астафьеву В.Н. Леонович начал писать в конце ноября 2001 года. Узнав о смерти писателя (Виктор Петрович умер 29 ноября), Владимир Николаевич, естественно, не стал его продолжать.
Архив А.В. Соловьёвой