23 марта 6

ГЕНИЙ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА – композитор Владимир Станчинский.

В словаре БЭС не значится. Умер 21 года.

На его родине в Оболсунове Ивановской области позавчера открывали Музей его имени. Это – труды Валентина Сергеевича Матвеева, Вали, исполнявшего его музыку. Президентский грант. Ездили туда с Викой плюс Маша Сталюкова, преподаватель муз. школ. Достал машину Алеша Герасимов, ныне Алексей Александрович, начальник Департамента образования и науки. Алеша выручает нас уже второй раз. 33 года назад выпускал я их, десятиклассников, в жизнь. Петрецовская школа, село Никола. ТРУДОВОЕОБУЧЕНИЕ – теперь оно мне видится более разумным, чем нетрудовое, о жертвах которого говорить излишне. А тогда ДЕТОК было жалко – на льнах, на картошке, на сенокосах. Колхоз разваливается, колхозники калымят и пьют, работы гнушаются, воруют и подворовывают. Спасибо товарищу Сталину за внедренную в жизнь науку выживанья, за туфту лагерную и халяву всевозможную.

Валя был за роялем, я рядом – импровизировали мелодекламацию:

Седой, словно дух бесконечной дороги,

сюда из-за тысячи дней

притащится этот старик колченогий

и станет у двери моей…

Ивановский Губернатор – сын Александра Меня. Я посетовал, что среди ПЕРВЫХ ЛИЦ (украшенье чиновничьего лексикона) нет самого первого: у нас были прекрасные отношения с его батюшкой. Амвон о. Александра был не только в храме – бывал и на эстраде. Мы с Аликом Зориным и Тамарой Жирмунской прекрасно вписывались в течение проповеди. Особенно любил А.В. моизавиральные апокрифы и еще нечто, о чем так самонаде­янно я пишу:

между мусора прусского

и РОДИМАГО БЛАГОСВИНСТВА

перенял жилу русского

духовенства.

(такую бы жилу – да сейчас, да покрепче!)

Письмо от Ольги Коловой из Матвеева: в Николо-шири открыли музей Николая Ивановича Балухина. Я как-то навестил его и Валентину Ивановну в их домике в Панове, это 5-6 км от Парфеньева. Старики – ярославцы, оставили детям квартиру там, жили – не тужили в деревне. Николай Иванович тут родился. Хорошо П0СИДЕЛ во времена оны. ЗА ЧТО? Возможно, за склонность к шутке. Это когда еще не пошутил, но уже арестован.

Балухин ходил по окрестным пепелищам и ставил кресты на месте бывших деревень. Скоро вся Русь наша сельская укра­сится крестами. Городское же население начнет – по Менделе­еву – убывать без деревенской подпитки. Развитие однополых браков и публичных домов ускорит дело.

Балухину я дарил первый том«ЗВЕНЬЕВ», где Соловки и проч. Жаль, не навестил стариков после того, как сам поставил обетный Крест всем безмогильным, безвестно пропавшим в окаян­ные годы окаянной власти. Это на погосте Пелус-озера – с молитвою Богородице:

СПАСИ

СОХРАНИ

ВРАЗУМИ

(собственно, и молитвы ведь возникают обновленные – по ходу нашей «быстротекущей абсурдной жизни». Слова Дедкова на обложке его предсмертной книги. От молитвы ОБНОВЛЕННОЙ не прочь был Александр Мень… Во-время его прикончили – уберегли от ересей СТАДО…)

Между прочим пишет моя Олинька и про Матвеевскую библиотеку, где сама – при ее-то инвалидном здоровье! – много работает, где подбирала с полу книжки Курочкина, Бориса Корнилова, Кедрина… Это парфеньевские курицы наводили порядок, осво­бождали полки для Дашковых и Благовых… Благова… Вытащить кишку и повеситься! И это – МОЯ ЛЕСЯ! Десять романов – в насмешку над собой, Еленой Крюковой, «внучкой Марины Цветаевой» – тут Евтушенко прав, прав Аннинский, прав Володя Корнилов. Но увидев «Благову» в книжном магазине в Рядах, я перестал туда заходить. Стыдно…

Что ты наделала…

Женя спасал Лесю от долговой ямы. Пусть спасет теперь культурнуюКострому от Павличковых – как я спасал его доброе имя в давние времена. Сказать: «недобрые»? Не скажу.

На книгу Кедрина, уже без обложки, наступил острый каблу­чок. Это мне напомнило «след человеческого копыта» на тетради Блока в разграбленном Шахматове.

Олинька пишет: «Всю зиму была в беспокойстве за библиотеку. В январские холода Наталья работала при минусовой температуре. И никому ни в шапочку, как говорится. На книги всем давно наплевать. А на живого человека? По пять часов сидеть в морозиль­нике при раскаленной печке – каково? Помещение ветхое, стро­ено в 50-х годах под маминым руководством из старой, привезенной откуда-то школы. Сейчас все сгнило, все разваливается, вываливается угол, провалился пол. Надо срочно переселять библиотеку. А куда?.. В школе места не оказалось, в админист­рации не оказалось желания нас принять…»

Бандероль: книги от Британишского и Астафьевой. Володины – переводы из Американских поэтов (Уитмен, Крейн, Сэндберг, Хьюз…) Его же – книга статей «РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ ПОЭТОВ». Панорама вширь и вглубь. От Яна Кохановского (16 век) до Виктора Ворошильского, умершего 10 лет назад. ЗОЛОТАЯ РОССЫПЬ – и это к двум томам переводов, сделанных им и Наташей, подаренных мне лет 5 назад. Одна книга – билингва, это мне уроки польского языка.

Такая работа есть ПОДВИГ в обоих значениях, но больше в старом: «гражданские подвиги темны иглухи». Подвиг этих род­ных мне людей именно таков. Таковым и останется – даже в случае Нобелевской премии. Слишкомдалеко НЕ ТУДАзашел, залетел мир людей.

Остановите мир и дайте мне сойти!

Но сделать этого некому.

Колдуем над Армянским вечером.Чем прикрыть невежество? Где мои переводы из Маро Маркарян, Сильвы, Гевонда Алишана и Рубена Севака? Есть, правда, две книжечки Геворга Эмина, есть мой милый Ким Бакши, есть Сэда Вермишева. И есть библиотечная Мария Петровых, 30 лет никем не востребованная в этомгороде. По логике тех КУРИЦ, книжку этой дивной, этой трогательной ее совершенной беззащитностью женщины, почти бесплотной, ничего не хотящей от этой жизниВЗЯТЬ – кромелюбви – и стремящейся ВСЕ ОТДАТЬ, – книжицу этой одареннейшей поэтессы и переводчицы, спасаемой только ГОЛОСОМ своим, – книгу этого поэта по логике тех куриц надо уничтожить: НИКТОНЕ ЧИТАЕТ ДАК…

Армян перевела она блистательно – движимая состраданием судьбе народа, так много пережившего. Она, конечноже, лучше всех переводчиков и сердечнее всех знала речение ЦАВЭД ТАНЭМ – УНЕСУ ТВОЮ БОЛЬ.

В каком углу родного языка таится что-то подобное?

Эта зима Оле Коловой дается трудно. Не оставляет какая-то непонятная температура. В письме об этом – ни слова. Зато СТИХИ О СОБАКЕ – о чем я просил. Все собаки Матвеева обожа­ют Ольгу. И каждого, кто хромает, неизвестного, облаивать не спешат. Я уже писал: глава Парфеньевский НА БОБКУ дает 5%. Даст и Кольцов, построивший матвеевский храм. (Сей­час Кольцов хлопочет за библиотеку – надо спасать книги.) Шлет Ольга и стихи Валерия Савостьянова. Вот одно.

Они лежат в оврагах, в буреломах,

Давно закончив путь свой боевой.

Как витязи в раздробленных шеломах –

в пробитых касках,съеденных травой.

Они – зверьем растасканные кости

И души, заплутавшие во мгле.

И хочется лежать им на погосте –

В родной, врагу не отданной земле.

А ты все пьешь в трагические даты,

Салютом оглушенная страна…

Пока не захоронены солдаты,

В России не закончилась война.

По одному из грантов Гордона прибирать растасканные сиро­теющие кости едут в Тверскуюобласть костромские ребята-поисковики.