16 апреля 6
Вчерашний день — дедковские чтения. Презентация «Дневника». Гости: Лесневский, Пшеницына, А. Жуков, Рахманов. Жукова смутно помню по «Магистрали». Здесь он был с гитарой — очень простые, славные песни. Безыскусные.
«Дневник» в 800 страниц — событие в моей, по крайней мере, жизни. И горькая истина: мало что изменилось почти за пол века в России. По Денису Давыдову:
В наше время кормят, холят,
Берегут спинную честь.
Прежде били — нынче колют.
Что же выгодней? Бог весть.
Суровое слово сказал Вася Травкин — как скатываемся в тартарары. Любопытная реакция зала: каждому известны эти приметы, в каждом выработалось или безразличие или беспомощность, и слушать надгробные слова стало скушно.
Общая у сталось от СЛОВЕСНОСТИ — от слов, никого ни к чему не обязывающих.
Я сказал, однако, что выход из писаний Дедкова — выход к ДЕЛУ. Вот — нужен памятник Бобке. Позаботиться о выражении лица и ушей этого пса, о младенчике, лежащем у лап его.
Говорил о ПЕРВОМ БОЛЬШЕВИКЕ Долгоруком, сравнивал памятник ему — с тем, собачьим, что должен возникнуть напротив пожарной каланчина Пастуховской.
Толково говорил, как всегда, Федор Цанн, толково – Стасик Лесневский, напомнивший о наших потугах дать имя Дедкова библиотеке. /Моё первое впечатление от костромской «общественности», не способной к разговору о деле, но весьма наторелой в склоке. Не начавшись, разговор об ИМЕНИ стал базарной перепалкой. От неё все ЗАРАНЕЕ УСТАЛИ — кто ведал и кто не ведал о делах Н.К. Крупской, чьё имя еще чернит фасад Библиотеки/.
Тамара и Стасик тонули в цветах и словах благодарности. В зале было душно, почему-то возникло ощущение спешки, как будто такие чтения и презентации у нас каждый день. Как будто Кострома уж так умна…
17 апреля 2006
Итак, ныряю головой в колодец: отослал Гордону проект альманаха «АБОРИГЕН». Поскольку мало чем отличается он, мыслимый журнал, от другого, тоже мыслимого, но более опытным журналистом и писателем Сергеем Яковлевым, считаю за благо переписать яковлевский проект.
Поправка только такая: у Яковлева упор на очерки, публицистику, у меня упора нет. Есть некий вектор, то коварное «ИЗ НАПРАВЛЕНИЯ», которое подводило и журналы и авторов /Некрасов лягнул отца «из направленья», нигилисты не щадили ни себя, ни других, проблема отцов и детей не обошлась без этой заданности и пр. и пр./
Ho не исправленной стократною обидой…
Куда я дену «направленье», если жизнь прожил в нём?
…Ах, если б люди одного направленья да всегда бы в мире и жили!
О названии, характере и цели журнала «Натуральная школа»
Название нового журнала ясно говорит о его направлении. Понятие «натуральная школа» напрямую связано с именами Пушкина, Гоголя, Белинского, Тургенева, Достоевского, Некрасова. Оно обозначило мощный пласт литературного творчества, которому отдали дань все без исключения классики русской литературы. Это — специфический жанр, не получивший распространения ни в одной другой стране, который с известной долей условности можно назвать очерком (включая сюда, например, публицистику, эссеистику, мемуары, а также не забывая, что очерки бывают и в стихотворной форме).
В отличие от беллетристики, очерк позволял писателю обратиться к своим читателям с прямым словом и был, по-видимому, наиболее отвечающей российским условиям формой непосредственного общения, своего рода трибуной, с которой велось обсуждение широчайшего круга общественно-политических, философских и житейских проблем.
Очерк стал в России, может быть, одной из высших, наиболее совершенных литературных форм, так как требовал от автора предельной искренности и простоты в описании самых сложных, жизненно важных явлений. Он не допускал даже малейших фальши, самолюбования, игры словами.
Особенно возрастала роль этого жанра в переломные, отмеченные социальными катаклизмами, напряженными духовными поисками и острой партийной борьбой периоды истории России. Так было в 40-е, 60-е и 80-е годы XIX столетия, а в XX — в годы русской революции (с начала века до конца 1920-х годов и далее, если брать творчество эмигрантов) и «оттепели» 1950— 1960-х годов. Толстовское «Не могу молчать!» хорошо выражает обстоятельства, в которых писатель садится за очерк: когда переживаемая вместе с народом и за народ боль достигает такой силы, что не остается места вымыслу и украшательствам.
Располагает к очерку и наше время. Достаточно вспомнить яркий всплеск этого жанра в канун и во время перестройки, связанный с именами самых разных современных писателей — Виктора Астафьева, Александра Солженицына, Светланы Алексиевич, Василия Белова, Валентина Распутина, Анатолия Стреляного, Игоря Дедкова и других.
В наши дни слова «натуральная школа» отягощены дополнительным внелитературным смыслом. Население России, значительная часть которого ещё живёт советским прошлым, оказалось выброшено в совершенно иную реальность — жестокой борьбы за выживание, безжалостного расчета, узаконенного неравенства. Переворот, случившийся в стране около полутора десятилетий назад, по социальным и психологическим последствиям не менее масштабен и трагичен, чем революция 1917 года. Судьбы людей, проходящих эту вынужденную «школу», их оценка недавних событий, их переживания — всё это бесценные свидетельства, которые очень скоро канут в вечность.
Сегодня ни одно периодическое издание не занимается сбором, классификацией и сбережением этого живого, можно сказать — кровоточащего материала. Это в первую очередь и станет делать журнал «Натуральная школа», опираясь на богатые традиции русского очерка и творчески их развивая.
Попутно журнал выполнит и другую позитивную задачу: поможет возвращению в литературу и журналистику качеств, отвергаемых сегодня как отсталые и устаревшие — ответственности, честности и гражданской зрелости, противопоставит бездушной и безответственной игре словами, преобладающей в современном печатном потоке, реалистическую литературу высокого уровня. Не примыкая ни к одной из современных партий, журнал открыто заявит себя продолжателем гуманных, подлинно демократических традиций русской журналистики — от пушкинского и некрасовского «Современника» до «Нового мира» времён Твардовского. Авторами журнала смогут быть все без исключения талантливые и честные российские писатели, независимо от их политических и групповых пристрастий. Единственным критерием оценки при публикации будет литературное качество рукописи и глубина заявленной в ней мысли. В этом — третья позитивная функция «Натуральной школы»: журнал впервые послужит объединению донельзя раздробленных, искусственно разведённых враждующими между собой изданиями литературных сил страны.
Наконец, четвёртая определяющая черта: в отличие от большинства столичных журналов, «Натуральная школа» будет обращена прежде всего к провинции, подспудная духовная работа которой и самобытный взгляд на происходящие в стране события никому, по-существу, пока не ведомы.
В редакционной коллегии (общественном совете) издания предполагается собрать крупнейших современных писателей разных взглядов и поколений (в том числе живущих в провинции), не чуждых очерку и разделяющих идею нравственной ответственности литератора (таких, например, как председатель Русского ПЕН-центра Андрей Битов, прозаики Михаил Кураев и Борис Екимов, критики и эссеисты Валентин Курбатов и Лев Аннинский, поэт Владимир Леонович, очеркист Дмитрий Шеваров и др.).
Главный редактор журнала — Сергей Яковлев, прозаик, критик и публицист, член Союза писателей и Союза журналистов Москвы, имеющий более чем 20-летний опыт редакторской работы в «толстых» литературных журналах и сам издававший ранее журнал «Странник».
19 апреля 6
Всколыхнула меня заметка Кима Смирнова об академике Яншине.
Потому, что такой когорты защитников природы нынче нет — и уничтожение «среды обитания» её обитателем идёт беспрепятственно и ускоренным темпом.
Дорогой Ким! Драгоценный!!!
Вас ожидает — а надо бы: ТЕБЯ ожидает — сумбурное бестолковое письмо человека, числящего себя другом Дедкова и добирающего по крохам это достоинство после кончины Игоря.
Я стал учиться на дохлом филфаке, когда Игорь уже кончал журфак. Правда, я успел поколотить коваными подошвами трофейных фашистских ГАВОВ /говнодавы/, рассчитанных на марширен юбер аллее унд дурьх — одесские булыжники и асфальты, шагая в строю курсачей ОВМУ; правда, я у спел два года отслужить-отбыть в военном инъязе /ВИИЯ/, откуда загремел в армию как она есть, подав рапорт об отчислении; послужил писарем в дивизии и разведчиком-наблюдателем в артполку, помёрз в Шуйских, времён Екатерины, казармах, помесил Гороховецкие пески; в гражданку списан был уже с белым билетом, отвалявшись в госпиталях. Инвалида по сердцу, не хотели меня брать даже в такую богадельню, какою был филфак.
Эту анкету пишу, чтобы успокоиться, потому что взорвала меня Твоя /нашёл выход!/ статейка о Яншине, где о Вернадском, о переброске, об Арале -Вся эта ПРОКЛЯТАЯ МАТЕРИЯ, не дающая мнепокоя и сегодня. Мне, живущему на Волге, которая не Волга , а череда отстойников-накопителей шлама… Фотий Шипунов, ученик Вернадского, знал несчастную реку — как знал Байкал Михаил Кожов. Мне, столбенеющему перед чудом Костромки — реки, вообще задушенной перед её впаденьем в Волгу: вода перед дамбой, ОБРАЩАЕМАЯ вспять, становится мыслящей материей и мыслит о себе, о нас не хуже, чем то море в «Солярисе». О нас она мыслит просто: ИДИОТЫ, лёжа на драгоценных пойменных землях и представляя собою «море»…
Простор воды, фалышив и пресен,
накрыл поёмные луга,
и море зацвело, и плесень
окантовала берега.
Живой, зелёной, жирной пылью
напитана, вода цвела
и отдавала свежей гнилью –
а что она ещё могла…
Море…
Фальшивое имя… кличка… несвобода великой реки ОТ и ДО… Мальчишкой я видел ледоходы. Того не зная, ХЛЕБНУЛ свободы, понёс её зрелище — и в могилу унесу.
Боратынский — Киреевскому:
РОССИЯ ДЛЯ НАС НЕОБИТАЕМ. Флоренский — Вернадскому /нет не написал ему, написал только детям: говорить, Compete against other players in the s4gambling.com/fi/ to secure your place on the Leaderboard, and win the cash prize. дескать, не с кем — с ОДНИМ бы только Вернадским…/ один мировой гений — другому — в ИХ, никем больше кроме них не обитаемом пространстве — те же слова спокойного отчаяния. ПОДВИГИ ВЕЛИКОДУШИЯ — одни они, по сути, меня сейчас и занимают — в среде сегодняшнего обитания — как звук в безвоздушности.
Цитирую по памяти: Пастернак пишет Гаррику Бебутову, его редактору и «дядьке» в Тифлис, вот что он пишет: какими-то большими составами направляема судьба… МОЮ ЖИЗНЬ ИЗМЕНИТЬ МОГЛО БЫ ЧЬЕ-ТО, ШИРЕ ЧЕМ НА МЕНЯ, РАСПРОСТРАНЕННОЕ ВЕЛИКОДУШИЕ.
/Что-то подобное произошло со мной, когда в Тбилиси я узнал о смерти Галактиона Табидзе: в разгар травли Пастернака пришли к больному Галактиону мальчики Семичастного — за подписью под осуждением Пастернака. Старик их дважды отсылал, дескать, телега шедевр, но не вполне. А на третий раз вышел на балкон и перевесился через перила/.
Больной, пропившийся старик, развалина! А спас… нет нашу честь он не спас, но сопли нам утёр.
Была ещё одна душа — Л.К. Чуковская, которой «легче было пойти» на тот синедрион, чем не пойти. А пойти не смогла: сидела у постели больного отца.
Общая картина европейской России, подвергнутой переброске рек, мало кому известна. Никто не верит, что был замысел дамбы от Коми до Соловков и дальше до Золотицы — чтобы заткнуть Онежскую губу и чтобы десятилетиями опреснялась вода Антионеги, что водяные зеркала над тундрой по площади равнялись бы Каспию, что нижнеобское море насосами перетекало бы в Антипечору…
Я ходил на заседания Комиссии «Ox-природа», вникал в разработки ДСП… Какое-то время был РАЗДАВЛЕН прочитанным.
21 апреля 6
100 томов ДСП /для служебного пользования — тома потайной воровской информации — тома ПРЕСТУПНОГО замысла величайшей стройки века, разработанные умниками нескольких институтов и одобренные тогдашним президентом АН Александровым /так и остались лежать и секретиться до поры. Она придёт, если воспрянет Минводхоз, если неряхи-города во главе с Москвой не научатся экономить воду, если, пусть в новых формах, воспрянет ГУЛАГ под лозунгами оздоровления нации путем использования дешёвого принудительного труда, если эксперты из числа высшей научной элиты благословят хотя бы частичную переброску северных рек на юг. Об Иртыше, который можно поворотить в дружественный нам Казахстан, заикался недавно Лужков. Отчего бы Юрию Михайловичу не возобновить идею Ржевской плотины и водовода более чистых вод напрямую в Москву? Волгу же подпитать северной водой… В Малом зале ЦДЛ, где мы ахали и охали на заседаниях «ох-природы» и «ох-памятников» иногда доходило до драки выяснение позиций сторонников и противников переброски.
Это напоминало Гражданскую войну. Но не надо думать, что победили противники этого великого злодеяния. Нет. Победила беда — ровно 20 лет тому рванул Чернобыль — и ухнули 30 миллионов тогдашних непустых денег… Отчего бы сегодня нашему ТВ, погрязшему в сериалах, не потрудиться над теми ста томами, над разработками Веры Брюсовой, слайдами Михаила Розова, стенограммами Шипунова , публицистикой Залыгина, архивами «Сельской молодёжи», где защитниками природы выступали Виктор Ярошенко, Попцов… Отчего бы не дать слово Яблокову и Лемешеву, пока живы, не показать ещё не рухнувшие от времени храмы, избы Поонежья, не послушать ещё живых стариков-старух Каргополья, ведать не ведавших, какая беда ждала их…
Отчего бы с помощью компьютерных фокусов не показать Нижне-обское море, залившее нефтегазовые скважины, не показать систему насосов и водоводов, побеждающую Силы тяготенья и Здравый смысл? Отчего не дать разрез толщи Белого моря, впервые ДВУХЭТАЖНОГО году этак в 2050-м? Отчего не показать, как плавают торфяные острова по просторам Антионежских морей?
Отчего не показать народу его подлинных героев? Ведь был же человек, в ОДИНОЧКУ СПАСШИЙ БАЙКАЛ от ущербного существования, каковое влачит Севан? Был такой человек, бывший колчаковский офицер, биолог, основавший лимнологическую службу на Славном море…
Вот где СЕРИАЛ! Но такой сериал — анатомия одного из великих злодеяний, которые совершались, совершаются при нас и совершаться будут, пока тянутся бесконечные «улицы разбитых фонарей», и телезритель будет верить, что его спасители — милиция и ФСБ, пока не поймёт, что пресловутая вертикаль власти похожа на смерч, блуждающий где и как хочет, сосущий то, что всегда и повсюду сосал.
…….
Вчера в Филармонии — вечер Дудука /название такой дудочки, а не фамилия артиста/ — третий из серии армянских вечеров в Костроме. Эти звуки помню ещё по Тбилиси. Но волшебник, чистый шаман был ударник, вынимавший душу и уносивший её как некогда Лаци Олах.
В КВ – «костромских ведомостях» — разворот, поcв. дедковским чтениям. Ляп: Тамару Дедкову обозвали Татьяной. Секретарь местных писателей Михаил Базанков — у Дедкова он Мишка — сидел рядом с тем другом ГБ, что сменил меня на посту редактора «СП- культура». В блиц-интервью Б. отрицал свои грехи — прямо по стиху:
когда поймаешь вора за рук, он отопрётся: «не моя!»
В очередном номере КВ — я со своим Бобкой.
БАБКИ НА БОБКУ — сотрясение воздуха и проверка на вшивость. Затылок стёсан как раз там, где расти должен БУГОР БЛАГОДАРНОСТИ. Ну — спасал рыжий пёс кого-то там в позапрошлом веке — ну и что?
И всё-таки: бабки на Бобку можно перевести, безошибочно адресовав свою сотню-тысячу-десятку:
000 «Инфопресс», ИНН 4443026453, КПП 444401001.
Р/счет 40702810929010108311 в Костромском ОСБ № 8640,
г. Кострома, кор. счет 301018102000000000623,
БИК 043469623. Целевой взнос на памятник пожарному псу Бобке,
спасавшему младенцев.
Костромичи могут передать срои кровные в Литмузей Валентине Павловне — с надеждой, что она повторно не будет ограблена начальством. Имена Павличковой и Конопатова входят в историю.