I

До наших дней сохранилось большое количество домов построенных сто и даже сто пятьдесят лет назад. Состояние многих из них вызывает буквально восхищение- стены ровные, перекрытия крепкие… Конечно все эти дома не были никогда заброшены, а имели постоянный уход, ибо главный враг любого деревянного здания это сырость. Достаточно небольших прорех в крыше, чтобы крепкий сруб за пару десятилетий превратился в труху. Тем не менее, полтора столетия это полтора столетия! Если же взять деревянные дома построенные 50 лет назад то почти всегда их состояние удручающее, а современные здания из оцилиндрованных бревен имеют хоть какую то долговечность исключительно из-за огромного количества пропиток консервирующих древесину. Почему же так то? Ответ совсем не сложный и лежит на поверхности- растеряно мастерство и уважение к собственному труду, но главное это исчезновение секретов строительства, которые совсем не являются тайной- просто ими невыгодно стало пользоваться. В этой скучной статейке я и поведу речь о том как строили свои дома наши предки раньше и как не строят сейчас. И надеюсь, что читатель согласится с тем выводом, к которому я буду подводить его в течении всего текста- современный плотник , даже если расшибётся в лепёшку, не сможет построить дом так же, как делал это его прадед- простой русский мужик.

***

Строительство нового дома хозяин начинал планировать за несколько лет и в первую очередь его головной болью был поиск годного строительного леса. Лучшим деревом для строительства считалась лиственница, древесина которой не поддаётся гниению и имеет плотность на 30% больше чем у сосны. Но лиственница материал и сложный в обработке и дорогой, да и растёт далеко не везде. Тяжела и её транспортировка, ибо из за большой плотности сплав её невозможен- тонет в воде. Поэтому часто из неё делали лишь нижние венцы, которые соприкасались с землёй и более были подвержены разрушительному воздействию влаги. Много чаще шла в применение сосна, маслянистые хлысты корой идеально подходили для возведения срубов, а вот ель использовали крайне редко и лишь для постройки всяких сараев и бань. Сосновыми лесами были окружены все северными деревни, но порой брёвна для строительства везли очень издалека, ведь сосна сосне рознь. На разных почвах вырастают деревья имеющие совершенно разные характеристики! В низменных. сырых местах лес себе на дом рубить бы никто никогда не стал ( называлась такая древесина «опреснино»-она впитывает влагу и тонет в воде), а ехали за ним туда где столетние деревья росли на сухих глинистых почвах- именно там сосна имела самую плотную и мелкослойную структуру. Хозяин дома (или мастер нанятый им) тщательно осматривал лес и выбирал стволы идеально подходящие для строительства-если кора у сосны светлая то негодная будет древесина, а если рыжая , да ещё и ствол чуть крученый то значит ствол добрый- смолистый. Деревья имеющие возраст 60-100 лет имели название «мянда» и тоже не шли в дело, ибо считалось что такие стволы ещё не выстоялись, а только поспевали («Минуло сосне сто лет, а морщин у неё так нет и нет. Высоко она стоит, далеко глядит. Придёт смерть за сосной-старушкой, станет она пятистенной избушкой»). Отобранные деревья помечались особым клеймом семьи и посягнуть на них уже никто не мог. Хороший хозяин в течении нескольких лет привозил и поливал свои деревья серным раствором- такие брёвна потом в срубе никакой древоточец не брал.

Масса примет и даже суеверий ограничивало использование вроде бы и подходящих стволов: не брали деревья из «священных мест» (рядом или на месте сгоревшего храма), около кладбищ или одиноких могил, не брали очень большие или старые деревья, так как считали что такие должны умереть собственной смертью («Грешит тяжко даже тот , кто решится срубить всякое старое дерево, отнимая у него таким образом заслуженное право на ветровал. Такой грешник либо сходит с ума, либо ломает себе руку или ногу, либо сам скоропостижно умирает»). Избегали деревьев с какой то аномалией, на которых был нарост «гуз» ибо у жильцов тогда появятся колтуны, пограничные деревья из страха, что «на
перекрёстках черти яйца катают и нечистый волен в душе человека». Обходили стороной стволы с «пристоем» (ветвью образующей второй маленький ствол) из опасения. что дочь хозяйки дома «принесёт в подоле». Запрещалось использовать в строительстве деревья выращенные человеком и «буйные», которые по каким то не вполне ясным признакам, содержали в себе тайную разрушительную силу. .Невероятно важным считалось время когда было срублено дерево- брались только зимние. И народные приметы, проверенные многими поколениями плотников, имеют под собой самое что ни на есть научное подтверждение. Так во время исследования проведённого в 1867 году выяснилось следующее:»…срубленные четырёх одинаковых лет, с одного места и грунта сосновые деревья в течении декабря. января, февраля и марта по выделке из них четырёх потолочных балок показали по нагрузке их тяжестью, что дерево, срубленное в январе на 12, феврале на 20, в марте на 38 выдержало менее тяжести , чем срубленное в декабре. Из двух сосен одного места и одних лет , зарытых в сыром грунте , по прошествии восьми лет , сосна срубленная в феврале, была совершенно проникнута гнилостью , между тем срубленная в декабре, после 16 лет лежания в том же сыром грунте, оказалась ещё вполне здоровой. В той же степени время рубки дерева имеет влияние на проницаемость его водою или другими жидкостями, а поэтому для бочек и других вододержащих сосудов должно выбирать дерево декабрьской рубки…» Если кто то прочитал цитату невнимательно, то привлеку внимание к тому, что лес срубленный с апреля по ноябрь не рассматривался в качестве строительного вообще!

Обычно начинали рубить лес на зимнего Николу, по первым крепким морозам, когда дерево само удаляет из себя влагу и консервирует себя на зиму. Заготовлять древесину нужно только на новолуние, так как по приметам хлысты срубленные на убывающей луне сгниют. Работа на делянке опасная и тяжелая («плотника не шуба греет, а топор»). Так как часто деревья вырубались выборочно то случалось, что упавшее цеплялось за кроны соседних и повисало на них- такие сразу же отбраковывались из суеверия. Оставляли и те, которые вопреки лесорубу, падали вершиной на север- по поверьям в доме где будет лежать такой ствол люди умирать станут раньше своего срока. На павших деревьях тут же обрубались сучки- мелкие собирались и сжигались на месте, а крупные отвозились в деревню и использовались как дрова второго сорта- назывались они «смольё» (хлеб и еду готовили только на берёзовых дровах, а сосновыми топили жильё или бани). Если на месте вырубки собирались сделать «новину» (поле для сельхозкультур), то через пяток лет пни выкорчёвывались и либо сжигались на месте, либо отвозились к деревне для выгонке скипидара. Такие поля на месте вырубки или пожара называли «лядина». Обычно в первый год (даже без выкорчёвки пней) сеяли лён и урожай его был всегда хорош, на второй же год высевали озимую рожь. Но лесная эта земля не была плодородной- несколько лет её использовали, а потом забрасывали.

Вывезенный на санях лес на разделочных площадках осматривали и отделяли «кремнину» (крепкую нижнюю часть стволов). Кремнина это затекшая смолой нижняя часть ствола, которая выделялась по рисунку спила- он был жёлтого или даже коричневого цвета, на поверхности оного невозможно рассмотреть поры- они плотно заполнены смолой. У каждого дерева длина такого участка бывает различной- иной раз до нескольких метров и она тяжело поддаётся обработке. Поэтому у каждого ствола отпиливали снизу обычно сантиметров 70 и пускали на дрова. Хлысты разбирались на группы сообразно плану будущего дома- что то на сам сруб, что то на стропила, что то на возведение крыльца…. После разделки все брёвна укладывались слоями на прокладки и оставлялись до весны. С середины 19 века, когда пила прочно вошла в обиход плотников, все спилы или отёсывалились или уплотнялись обухом топора, чтобы забить поры и так законсервировать до следующей фазы обработки.

Корить брёвна начинали в апреле или мае, когда уже сходит снег, а сама древесина отошла от морозов- отмякла. Под верхним слоем коры начинает скапливаться влага и сама кора сходит легко. Корили как правило топором, но были распространены и скобели «хаки» и простые лопаты. Кору надо сдирать тщательно по всей площади ствола от комля к вершине, что бы не оставить задиров. После окорки брёвнам дают высохнуть и занимает это совсем не мало времени- их скатывают в штабели, обвязывают и фиксируют клиньями против разваливания, сверху укрывают берестой и оставляют сохнуть. Хороший мастер готовность древесины определял на слух- ударив обухом топора он прислушивался к получившемуся звуку. Хорошо высохшее бревно издаёт звонкий звук, который волной расходится по всей длине хлыста. Если же эхо гаснет в месте удара то бревно ещё сыровато. Хорошо просушенное дерево легко поддаётся рубке- лезвие входит в него мягко, а вот если бревно будет пересушено то топор будет отскакивать от него, а плотник будет «отсушивать» руки при каждом хорошем ударе.

Пока брёвна сохли хозяин подготавливал всё что будет использовано в строительстве: плахи, балки, доски, брусья, быки. Самым лучшим и тёплым домом считался сделанный из кругляка, при этом в местах сопряжений каждого венца толщина стен совсем незначительная, ведь брёвна касаются друг друга лишь частью своего диаметра. Намного толще стены получаются из бруса ( выпиленных квадратных брусков во всю длину бревна. В этом случае общая толщина стен получается больше (в величину грани бруса), но мастера знали особенность материала и не использовали такое решение, так как четырёхгранный брус под действием перепада температур или влаги может дать сквозную трещину, но круглое бревно никогда- там трещина доходит только до сердцевины.

Традиционный набор инструментов был совсем невелик и верховодил там Его Величество Топор. («Город строят не языком, а рублём да топором», «С топором весь свет пройдёшь», «Мудр, когда в руках топор, а без топора не стоит и комара», «Топор одевает, топор обувает»). Инструмент этот имел множество модификаций для разных видов деятельности, но плотницкий топор представлял из себя знаковую вещь, не лишённую даже элементов сакральности. Так кроме хозяина его никто не имел самовольно взять в руки, Остроты он должен быть невероятной- так качество стали и заточки определяли по ногтю- заточенное лезвие не должно по нему скользить. Любой мужик умел управляться этим инструментом, но в руках профессионала он творил чудеса: «…для топора он не мелит мелом и не размеряет циркулем. Прямой глаз, привычка и верная рука делают всё дело, которое у иных искусников доходит до высокой степени совершенства: можно залюбоваться. Топор русский такие вырубает фигуры в досках, что можно подумать на долото, ножи и разные столярные инструменты…»

Тут сам собой просится рассказ о «поповском топоре»:
По принятой в 1964 году ЮНЕСКО «Международной хартии по консервации и реставрации памятников и достопримечательных мест» («Венецианской хартии») все части строения, все конструкции, детали, узлы, а также особенности обработки поверхностей элементов должны соответствовать времени возведения постройки. Для этого необходимо строгое соблюдение исторической технологии строительства, применение исторического инструмента и приёмов работы этим инструментом. Но в плотницком ремесле, так же как и в любом другом, в различные периоды происходили такие изменения, которые иначе как революцией и назвать сложно. В русском деревянном зодчестве такой перелом произошёл в начале 19 века, когда в строительстве начала использоваться пила (сначала ручная, а затем и механизированная). К тому же периоду относится и появление доступных оконных стёкол, в корне изменивших облик как жилых домов так и храмов. Изменился тогда неузнаваемо и плотницкий топор и слава открытия этого принадлежит нашему современнику- великому реставратору Попову Александру Владимировичу.

Во время реставрационных работ проводимых в 1981-88 годах на церкви Дмитрия Солунского в Верхней Уфтюги он столкнулся с проблемой на которую раньше никто не обращал внимания- ни сам Попов, ни один профессиональный плотник из его бригады не могли воспроизвести в точности способ рубки конца 18 века! Как ни старались, как не мучились не получалось у них ни врубки такие же сделать, ни пазы, да даже отесать так же бревно не получалось. Отбросив в сторону предположение о собственной криворукости Александр Владимирович зачастил в колхозную кузню с просьбами кузнецу сначала чуть изменить существующий плотницкий топор, а потом уже и выковать новый. Но сколько не бились ничего у них не получалось. Не может современный мастер сделать так же как человек 18 века и всё тут! Но с каждым новым топором менялась и структура обрабатываемой поверхности и лишь где то выковав с десяток новых лезвий, реставратор смог получить инструмент максимально похожий на инструмент 18 века. Использовались для этого и фото старинных топоров, найденных при раскопках в Новгороде Великом. Оказалось, что он был намного тяжелее топора века 19, имел иную форму- короткий и каплевидный в сечении, имел закруглённое лезвие 9-15 см длиной и значительно большую покатость щёк, похожий скорее на колун для дров. Иным было даже топорище- длинное и ровное оно имело утолщение на конце. Такой топор при отёсывании не утопает в древесине, а скалывает не оставляя зарубок и затёсин. То есть при ударе остриё лезвия вырезает аккуратно волнообразный вырез, после чего крутые бока выталкивают лезвие наружу. Даже бить по бревну нужно было иначе- не параллельно стволу, а плавно перемещая по дуге к нему. Получаемая поверхность была очень гладкой, но не идеально ровной, а волнообразной и без малейших заусениц. В случае если топор заглублялся таки сильно и застревал, то место это выравнивалось следующим ударом, который наносили чуть выше предыдущего. Такая поверхность значительно меньше впитывала влагу, так как округлые бока топора сами забивали поры.
Получив такой топор А.В.Попов ввёл его в широкий оборот среди лучших современных реставраторов и доказал, что привычным инструментом невозможно получить такой же результат как топорами 18 и предыдущих веков.

II

Пока строевой лес сох до нужной кондиции, хозяин озабочивался заготовкой досок. Привычный нам стройматериал есть дитя последних столетий, ибо до второй половины 18 века в крестьянском домостроении пила не использовалась.Из за неподъёмности своей цены и сложности изготовления, пилы применялись исключительно в кораблестроении, а при строительстве жилья отлично обходились без них. Трудно поверить, но брёвна перерубались поперёк топором- так было и проще и надёжнее, ведь при использовании пилы волокна дерева рвутся и лохматятся, что приводит в последующем к впитыванию влаги внутрь. При рубке же волокна перерубаются, а поры забиваются лезвиями топора, консервируя древесину.

Перерубить бревно поперёк сложно, но можно, да ведь в доме некоторые поверхности должны быть гладкими и в первую очередь это полы. Топором расколоть ствол во всю его длину нереально, но это можно сделать с помощью клиньев. Сейчас словом «тёс» принято называть простые доски, но изначально смысл слова был несколько иным- для получения идеального пола отбирались самые ровные стволы с минимумом сучков и без наростов. У комля забивался гвоздь и к нему крепился шнур, смазанный горелой головешкой (чаще всего ольховой-она давала самый маркий след)- шнур протягивался идеально посередине бревна до другого конца, после чего верёвку как тетиву оттягивали от бревна и шлёпали по нему, оставляя ровную и чёткую линию. После этого по черте делались зарубки и вбивались клинья, которые один за другим постепенно всё сильнее и сильнее углубляли в дерево, в конце концов ствол разваливался на две половины и получалось два полубревна (плахи). Процент отбраковки был велик («хочешь запасти дров- начни строительство») -трещина часто шла не идеально ровно , но и такие плахи использовали для перекрытия крыш и изготовления «чёрного» пола. Лучшие же отёсывались топором до получения идеальной ровности и так собирали пол «чистый». Так как плахи имели разные размеры то в несущей балке для каждой вырубалось индивидуальное гнездо, подгоняя таким образом гладкие поверхности по одной высоте. Окончательно выравнивалось всё рубанком и сносу такому полу не было во век.

Для получения широких тёсаных досок бревно раскалывали не на две, а на три части, получая из середины доску, а из крайних два горбыля-плахи. Такие отёсанные доски по цене были значительно дороже чем целое бревно, по причине большого количества брака. Тем не менее до 18 века на Руси иных способов не знали. Конечно прогресс постепенно брал своё и пила стала обязательным инструментом любого строителя, но путь этот не был коротким: так впервые слово «пилить» упоминается в 1630 м году («Приказ сбора ратных людей»). Разные отрывочные сведения доносят до нас истории о попытках организации промышленных лесопилок иностранцами, причём используют они вместо слова «пилить» термин «тереть»: «Пилами, которые водяными мельницами трут, и ручными пилами лес тереть на доски и на иное дело». Это фраза из заявки трёх амстердамских промышленников, подавших прошение русскому Государю в 1624 году. Причём иноземцы обещали научить новому ремеслу и местных жителей, то есть поделиться технологиями «к тому делу наймовать русских людей деловцов». Но данное прошение было отвергнуто. В 1666 году Алексей Михайлович послал в Поморье Г. фон-Канпена с целью поиска руд, слюды и «рек, на которых мельницы строить для растирки лесу при лесных местах». О каких либо результатах данной экспедиции ничего не известно, но вот уже в грамоте 1699 года упоминается о трёх построенных пильных мельницах в районе Архангельска. После этого там лесопилки стали появляться как грибы после дождя и основное назначение их было не сложным- гнать лес на экспорт : «С продажи досок иметь с продавцов и купцов , кто у них те доски у города Архангельску купит, таможенные пошлины по торговому уставу, а будет у них те растиранные доски в продаже у города не будут, а будут в отпуску за море и им… с отпуску за море платить вместо пошлин…» со 100 досок по 26 алтын 4 деньги». Петровские реформы и его беспокойства о нуждах флота дали толчок развитию лесной промышленности. Рамные лесопилки начали появляться по всей России. В первой половине 19 века на смену мельницам (ветровым и водяным) и конному приводу пришли паровые машины. Производство пиломатериалов вышло на промышленные масштабы, да так быстро, что правительство вскоре озаботилось сохранением лесов, которые вырубались безжалостно и гнались как на внутренние рынки так и за рубеж. Пиленые материалы стали доступны простым людям, но бригады пильщиков с огромными ручными пилами продолжали ходить по деревням вплоть до середины 20 века. Вызвано это было в первую очередь тем, что законодательно местные крестьяне получали для собственных нужд строительный лес бесплатно или по бросовой цене. Свои брёвна можно было отвезти на пилораму и там разделать, но транспортировка и плата за распил оказывались подчас делом слишком хлопотным и дорогим. Поэтому эту нишу прочно заняли бродячие пильщики, которые работали за еду и небольшое вознаграждение.

Делали они так: из подручных материалов возводили высокие и прочные козлы «стерлюги», на которые затаскивали бревно диаметром не менее 20 см , на нём проводили и сверху и снизу по две или три параллельные линии и закрепив скобами начинали пилить (если в стволе намечалась трещина то разметку проводили строго по ней). Один пильщик (кто послабее) стоял наверху козл и его задача была поднимать полотно пилы вверх, а вот на нижнего приходилась вся нагрузка- вниз были заточены зубья и именно при опускании пилы приходилось прилагать основное усилие. Называлась такая длинная пила «маховой» из-за очень характерных маховых движений рабочих. Для облегчения скольжения в распил сразу за пилой вбивался клин шириной сантиметров пять и он передвигался вслед за пильщиками, раздвигая плахи. Но перед самым концом бревна вытаскивают и клин и пилу, а последние сантиметры, сняв скобы крепления, раскалывали топором. За день хорошие работники успевали выпилить до восьми плах семиметровой длины или соответственно четыре доски («…ходила пила сквозь сосновое дерево, взвизгивала. позванивала, наскакивая на сучки. Хикали пильщики, подвязав платком лбы, чтобы не летели опилки в глаза и не застилали прямой линии , по которой пила ходить любит(возьмёт вбок- не выдернешь её, а сломаешь и купить негде, да и инструмент большой и дорогой…»).

Большое количество примет и ритуалов было связано с поиском места для постройки дома. Перечислять их долго- тут и овечья шерсть под сковородой, определение влажности поутру, советы колдуна и наличие симпатии именно к этому месту у рогатого скота… Обходили места на которых ранее стояли бани («…в бане икон не вешают- там нечисть живёт…»), где стояли дома сгоревшие от молнии или с несчастной судьбой обитателей. Неприемлем был участок земли где нашли человеческие кости или даже кто то сильно поранился до крови. Немаловажным считался и момент начала строительства- удача должна была сопутствовать тому кто начинал стройку Великим Постом (весной) и в новолуние, идеально в день поминовения какого нибудь святого или преподобного, но ни в коем случае не мученика. Необходимо, чтобы срок работ захватил Троицу- «Без Троицы дом не строится».

Определив место для строительства в самом центре будущей постройки ставили или крест или деревце (как срубленное так и посаженное) и начинали размечать фундамент. Немаловажной была ориентация дома-не имевшие нормальных источников света, люди хватались за каждый солнечный лучик и размещали лицевую сторону дома на юг или юго-восток (на северной же стороне могли даже окон не делать- теплопотери большие, а толку не много). Так как большинство селений располагалось на берегах рек и озёр то подбирали такие участки где дома смотрели сразу и на водоём и на юг. Тем не менее при уличной планировке такое размещение у половины домов было невозможным и ряд изб, ориентированных лицевой стороной на север, называли «вшивым», а дом неправильной ориентации «непряхой».

Разметку сруба сначала делали грубо, но потом с помощью мерной верёвки выравнивали равенство сторон прямоугольника клети и соответственно углов ровно в 90 градусов. Разметив начинают делать фундамент. Если грунт позволял то просто под углы, утрамбовав землю, клали крупные валуны, но чаще приходилось повозиться- по всей длине дома, а так же под поперечными стенами копалась канава глубиной в пол метра. Из двух брёвен сбивали на шпонках боны (желательно было эти брёвна обжечь- такая древесина много медленнее гниёт) и клали их в канавы под все стены. Под углы будущего сруба на них клали крупные валуны, меж ними ещё по два- под стандартный пятистенок требовалось двадцать крупных камней. После этого всё это засыпалось песком или землёй так, чтобы над поверхностью торчало по трети этих фундаментных камней. На эти камни и клали первый «окладный» венец. В идеале он должен быть из лиственницы. Чем больше внизу будет рядов из лиственницы тем дольше простоит дом. Но было в строении место где разрушение нижних брёвен предотвратить было невозможно — это хлев. Навоз буквально сжирал за дюжину лет самые лучшие стволы и если в южных регионах перебрать сарай было не сложно то в северорусском доме-комплексе, где над хлевом вторым этажом возвышается поветь, переборка была делом крайне трудным и мешкотным. Тем не менее решение было найдено- нижние ряды в хлеву не были несущими, а весь вес здания держался на мощных столбах «быках» стоящих вне стен.

В регионах где не встречались природные валуны. вместо них использовали деревянные «стулья»- по сути массивные обрезки бревён, которые ставились как невысокие колонны. В верхушках их делались шипы 7 на 7 см, которые входили в вырубленные пазы «окладника» и так предотвращали «расползание» клети. Если же местность была низменной и болотной то приходилось забивать в грунт сваи. Забивали их «бабой» на глубину пока они не упирались в твёрдую поверхность- «появится отдача». (из книги «Крестьянин плотник-строитель» издания 1927 года: «По нашим местам такой грунт (материк) лежит на глубине до полутора аршин( 1 метр ). Вот в нём и вся сила. А то видишь по деревням: стояла изба избой, а через год её и не узнаешь. Да по простому делу. Стояла-то она словно на курьих ножках, на камушках. Вот и вся беда. Значит поэтому- надо избу ставить поосновательнее. И либо на сплошном фундаменте, либо на каменных столбах, либо на деревянных стульях»). Как сваи так и стулья пытались законсервировать простейшим способом- делали сверхнасыщенный раствор обычной соли и замачивали в нём торцы. Перед погружением в землю заливали ещё и дёгтем.

На сваи, валуны или «стулья» клался (через слой бересты) первый «окладный» венец и имел он крайне важное значение и как строительный элемент и как символ начала возведения будущего жилья. Если лиственницы не было то обжигали и окладные венцы. Для этого выбирали брёвна потолще и окорив поднимали их на большие камни, между которыми разводили небольшой костёр из мусора, оставшегося от окорки леса. Когда нижняя часть бревна становилась глянцево чёрной, а поверхность уплотнялась, бревно поворачивали. Таким нехитрым способом консервировали древесину и продлевали её долговечность.
.Под главные углы обязательно клали ритуальные подношения- кто то просто деньги, кто то баловался символизмом и клал для богатства монету, для тепла- клок шерсти, зерно для плодородия, даже ладан для святости и покоя в доме «чтобы домовой не шутил». Первый ряд назывался «окладно» и положив его плотники работу прекращали, а хозяева выставляли угощение. Вообще плотники во время строительства придерживались трезвости, но было несколько стадий когда они давали себе волю и требовали от заказчиков ритуального угощения: «Плотники только и делают что пьют: закладывают-пьют, матицу поднимают- пьют, окна прорубают- пьют, конёк кладут- пьют, с отделкой пьют- чистое разорение.» (Егоров из д Телешово). Но недокармливать работников было себе дороже («по пище и топор свищет»), ведь мастера имели особые уловки как наказать скупого хозяина и подпортить ему жизнь в будущей избе.

Вообще этот венец имел отчасти и колдовское значение- суеверий с ним было связано предостаточно- именно постучав обухом по этому бревну плотник, якобы, мог как навести порчу на будущих жильцов («Скольки тут углов (вянцов), стольки нехай будить мирцвяцов») так и благо («Хозяевам доброе здоровье, а дому доле стоять. пока не сгниёт»).

III

На следующий день, после «окладного угощения», начиналось собственно возведение стен. В разных местностях придавалось значение общему количеству венцов в доме, причём требования были подчас разными: если у русских желательно, что бы общее количество венцов было нечётным, то у карел наоборот- чётным. До уровня пола (подклёт) клали брёвна потолще и покондовее, особо не заморачиваясь с утеплением, но на уровне жилого помещения каждое бревно подгонялось к предыдущему идеально и пазы тщательно мшились (прокладывались меж рядами мхом, паклей, пенькой и войлоком). Видов рубки и скрепления стен в углах было с дюжину ( в охряпку, лапу «ласточкин хвост», охлоп, чашу «обло», крюк, в косую лапу, иглу, погон, забир, шип, в лапу с присеком), но в основном использовалось два- в чашу и в лапу.

«В чашу» (обло) самое распространённое соединение углов, дающее при своей простоте как прочность соединения так и теплоту угла. Ещё называется такое соединение «с остатком», ведь торцы брёвен значительно выступают за край стены («…тут надо смекнуть какой длины нужно оставлять этот остаток? Этим остатком и держится бревно в чашке. Значит нужна сила, которая будет держать это бревно. А сила эта в волокнах дерева. Вот опытом и нашли, что раз брёвна будут в 6 вершков (26 см) толщины, то остаток должен быть в полтора раза больше. Остаток в нашем примере будет 9 вершков (39 сантиметров), а если брёвна будут в 7 вершков (30 см) то остаток будет равен 10 с половиной вершкам (46 см)….») Делается такое соединение так- в нижележащем поперечном бревне вырубается полукруглая чаша такой глубины, чтобы уровень дна её совпадал с верхней кромкой бревна укладываемого. Ширина же чаши соответствует диаметру бревна, которое будет туда погружаться. Опустив туда бревно плотник получает между брёвнами щель и задачей его было вырубить в нижней части верхнего бревна такой паз, что бы верхнее бревно не только прочно легло, но и «обхватило» нижнее. Для этого использовалось специальное приспособление «черта» похожее на крупный циркуль. «Чертой» отмеряют глубину паза, проведя две царапины , которые будут видны на нижнем и верхнем бревне. Ничего в этом сложного нет, но на пальцах объяснить трудновато. Получив такие царапины с внутренней и внешней стороны стены, мастер выворачивал из чаши бревно и закрепив скобами, вынимал древесину между царапинами. Так как никакой ствол не имеет идеальной ровности, то царапина которую провела «черта» не ровная, а плавно повторяет все изгибы и утолщения нижнего венца. Задача плотника идеально подогнать брёвна, чтобы верхнее как влитое легло на нижнее. Концом (носком) топора он идеально по царапине врубается вглубь волокон, а затем выковыривает отрубленное. После того как сердцевину выберут, желоб (паз) подчищают скобелем и теслом. («…для того что бы стена по нашим местам не промерзала зимой, надо чтобы толщина стен была не менее трёх с половиной вершков (15 см). Значит и паз должен быть не менее трёх с половиной вершков, а раз так то бревно должно быть 6 вершков (26 см). Вот и посмотрим- по высоте 6 вершкового бревна на паз уходит один вершок, а чистых остаётся пять вершков, а отсюда легко и смекнуть сколько 6 вершковых брёвен пойдёт на сажень высоты. С паклей пойдёт 9 венцов, а без пакли пойдёт 10 венцов. Если же брать брёвна тоньше- в 5 вершков, то припазовка выйдет в два вершка, а это в северных сторонах худо- стены начинают промерзать. Ещё надо помнить что стены после постройки дают осадку. Если был сухой лес то осадка будет 1/30 высоты, если лес был летний то осадка будет 1/24 высоты, а сплавной лес даёт ещё большую осадку- 1/20 высоты. Вот поэтому то везде и дают просветы: и над дверьми, и над окнами и в венцах. И если не дать просвет то постройка будет коробиться….»).

Чем лучше будут подогнаны брёвна тем теплее будет дом и посему был придуман приём поверки- «садить на головешку». Обугленной головешкой пачкали поверхность нижнего бревна, а затем укладывали на него верхнее с готовым желобом-пазом. После этого верхнее снимали и внимательно рассматривали поверхность желоба- окрашенные углём выступы стёсывали. Для увеличения крепости сруба брёвна скрепляют дополнительно деревянными «гвоздями» коксами. Для их установки в лежащих друг на друге брёвнах вырубаются с помощью долото пазы размером 7*5*2 см и туда устанавливается деревянный шип, после чего верхнее бревно опускают на него, утрамбовывая массивной киянкой (барсиком). Но перед этим пазы мшат- прокладывают заранее заготовленным и высушенным мхом. Мох для дела этого подходит не всякий- белый мелкий мох, растущий на возвышенных местах, не пригож совершенно, так как крошится. Не используют и длинноволокнистую зелёную дерюгу. Из двух рыжих видов мха тот который растёт на кочках плох, а тот что вырастает в низинках , прямо на воде, подходит для строительства. Но лучше всего мох лывный, найти его можно в болотистой местности, в местах с кислой почвой- кулигах. Собирают его после таяния снега- сушат или на месте , поставив небольшие зароды, или же вывезя к дому и выдержав до нужной сухости, проветривая его под навесом. Можно прокладывать для утепления меж брёвен и паклю, но она даёт едковатый и смолистый дух, от которого может начать болеть голова.

Утеплитель кладут на нижнее бревно и при необходимости слегка вбивают лезвием топора- чуть погружаясь в древесину оно защепляет там волокна и так удерживает на месте. При мшении внимательно следят, чтобы в пазы меж брёвен не попало камешков, шишек, чего либо твёрдого, ибо верхнее бревно не сможет тогда идеально сесть на нижнее и обхватить его. Именно во время этой операции плотники могли сделать подлянку обидевшему их хозяину- незаметно среди мха клали щепку и так оставляли в стенах свищи, законопатить которые было потом очень трудно. Можно было положить щепку не одну, а несколько и тогда в доме всегда будет холодно. Так же можно кинуть камешек в чашу и этот угол будет стылым- утеплить его потом будет практически невозможно. Другой способ отомстить жадному или сверхтребовательному заказчику был не таким жестоким, но не менее издевательским- возведя крышу, под самый шелом незаметно крепился открытый ящичек, куда складывалась крупная берестяная стружка, от небольшого ветра стружки начинали тереться друг о друга, шелестеть и в доме начинало казаться- на чердаке кто то шуршит, вздыхает и бесконечно перешёптывается. Если хозяин умудрится насолить ещё и печнику и тот вмурует в трубу бутылочное горлышко, при ветре издающее отвратительный вой, то дом сей безусловно будет считаться проклятым и заселённым всякой нечистью. Ходили конечно слухи об ужасах мистических и потусторонних, которые ,де, так же насылали плотники («…в Белозерском уезде, деревне Иглине, у крестьянина Андрея Богомола плотники так наколдовали, что кто из его семьи не войдёт в новую избу, всякий в переднем углу видит покойника, а если войдут с кем нибудь чужим- не увидят. В первую же ночь сына Михаила сбросило с лавки на пол. Решили сломать эту избу и поставить новую. Стали ломать и нашли в переднем углу, под лавкой, вбитый гвоздь от гроба…»)

На рубке и возведении дома работали по парам- на каждом углу по мастеру. В день хорошие работники успевали вырубить и положить до шести венцов. Желоб вырубал более опытный плотник, а второй точил коксы в этот момент, подготавливал следующее бревно и был на подхвате («Кто ладно строит тот дорого стоит»). Достигнув какой то высоты, становилось и сложно и опасно вырубать чаши и желоба наверху, тогда сруб начинали возводить рядом с домом по несколько венцов, после чего с помощью верёвок и наклонных брёвен поднимали готовые наверх и устанавливали на место. Если на торце бревна была видна асимметрия годовых колец (ведь с северной стороны растущего дерева годовые кольца более тонкие чем с южной), то бревно обрабатывалось так, чтобы «северная» часть лежала на внешнюю сторону дома- более плотная древесина этой части ствола лучше противостоит воздействию окружающей среды, а «южная»- внутрь дома, как более рыхлая, она имеет худшую теплопроводность и значит лучше держит тепло. По этой же причине сосновые стены теплее чем лиственные- те из за большей плотности сильнее промерзают.

Второй самый распространённый вид рубки дома это «в лапу» (ласточкин хвост). Такой вид соединения подразумевает под собой соединение угла без остатка, внешний вид которого напоминает прямые углы каменных зданий. Появился такой способ на Руси веке в 16, получил распространение в 17 и был вызван, вероятно, исключительно эстетическими предпочтениями заказчика, дом которого приобретал некоторые черты каменного, а значит более дорогого и презентабельного. Такие углы можно обшивать досками, оштукатурить и создавать полную иллюзию здания кирпичного. Всем хороша и эстетична рубка в лапу, но такой угол и много холоднее. И значит утеплять его нужно более тщательно- войлоком, а потом набивать сверху дранку и штукатурить. Брёвна в таком срубе скрепляются с помощью зацепов, имеющих действительно что то общее с ласточкиным хвостом. В зависимости от отобранных брёвен определяют усреднённый размер собственно «лапы» (хвоста) и этого размера придерживаются. Для более точной рубки можно сделать из дощечек шаблон «лапы» и подгонять идеально под него. Наивысшая степень такого соединения это » косая лапа с присеком»- верхняя и нижняя плоскость каждой «лапы» имеет чередующийся наклон и шип, что исключает в последствии «выворачивание» бревна их стены. Значительно сложнее рубка в «лапу» чем в «обло»- более филигранной должна быть рука мастера, более точен глаз. Через щели и пазы в дом будет заходить холод, поэтому тонкость в работе должна быть наивысшей. Нежелательно сразу класть новое бревно на мох (войлок или паклю)- утеплитель не даст увидеть огрехи в работе, поэтому лучше такой сруб рубить в стороне, идеально подгоняя друг к другу венцы, а потом уже поднимать их на стену и класть на место.

Во втором или третьем бревне от окладного прорубали ветренницы- небольшие окошки для проветривания и просушки подполья. На зиму их закрывали дощечками или вовсе делали волоковые окна. Отсутствие хорошей вентиляции в подклёте быстро приводило к разрушению всего здания («…а в сырости сейчас же заводится особый гриб, который начинает губить постройку. Гриб этот называется домовым грибом, и этот гриб питается соком дерева. Гриб заводится в сыром, тёмном месте и начинает на бревне жить припеваючи и плодиться. А плодится он очень и очень скоро, покрывает собой все нижние венцы и начинает с поверхности брёвен проникать внутрь брёвен. И так высасывает все соки из бревна, что превращается оно в труху. Тронь пальцем- дерево разлетается в прах. И через год-три постройка совершенно разрушена. Вот почему по деревням нашим бывают такие «чудеса». Плохо была устроена вентиляция в полу- завелась сырость, а с ней и главный враг- домовой грибок. Вот отчего первый венец надо класть выше над землёй и в подполье надо дать свободный доступ свежему воздуху, которого не переносит домовой гриб. Этот враг построек незаметный, но страшный враг….») Дойдя до уровня чёрного пола врубали в стены (в так называемые «черепные»- более толстые брёвна чем остальные) поперечные балки, использовали для них ель, так как на изгиб ёлка выдерживает большую нагрузку чем сосна. Сосна же, в свою очередь, прочнее не на изгиб, а на сжатие волокон- столбы, колонны, подпорки делали именно из неё. Клались балки вдоль короткой стены сруба, а собственно плахи пола перпендикулярно им- вдоль длинной стены. На плахи «чёрного пола» клались лаги пола «белого» и всё засыпалось землёй (ни в коем случае не золой, песком и впитывающим сырость материалом) или ещё лучше- заливали «смазку» (слой глины с добавление песка пропитывался сверху жидким известковым раствором, который всё схватывал и делал «смазку» прочной), создавая так подушку утепления. То есть между досками «чёрного» и «белого» пола лежал толстый слой земли. Класть эти половые доски следует только в сухую погоду и только из тщательно просушенных досок- несоблюдение этого правила приводит к гибели пола буквально через пару лет. А вот высота пола от поверхности грунта делалась исходя из замысла заказчика, где то подпол-подклёт имел высоту небольшую- чтобы на коленях можно было пролезть, а где то имел высоту и двух метров- в этом случае подклёт использовался как кладовки или даже мастерские и туда мог быть сделан вход с улицы. На Пинеге и Мезени из за снежных заносов подклёт так же делали традиционно очень высоким, да так что окна прорубались порой на одиннадцатом венце. А ведь в иных местах одиннадцать венцов это полная высота стен обычного дома.

Обыкновенно от пола до потолка делали высоту в два метра двадцать сантиметров. От пола до будущей подоконной доски- шестьдесят сантиметров. В будущем печник обязательно обратит на это внимание- под печи обязательно должен быть выше подоконника, в этом случае в доме будет сухо и не угарно, если же сделать наоборот то в помещении всегда будет держаться сырость, а воздух станет угарный. Собственно окна при строительстве не вырубали, а вынимали лишь в одном венце участки где в будущем выпилят и вырубят оконные проёмы. Делалось это только после возведения всех стен и крыши, выждав пока дом устоится- осядет под собственным весом. («…окна делаются для того, чтобы в помещении было светло. В тёмном помещении гнездится всякая зараза и свет убивает эту заразу. Поэтому очень важно сделать так, чтобы в комнатах было возможно светлее. Часто видно у нас по деревням, что стоит изба вся изрешеченная маленькими оконцами так, что к стенам и приткнуться нельзя- везде окна.А свету в такой избе подчас и вовсе нету. Почему же так? Да потому что оконца маленькие, в них стёклышки крохотные. Стёкла вставляются в широкий переплёт, который даёт большую тень. И у печки хозяйка возится в тени- ни зги не видно. Вот опытом и найдено, что если сделать одно окно в два раза больше, чем два маленьких одинаковых окна, то это большое окно будет пропускать света гораздо больше, чем два окна. Всё равно , как хочется девице принарядиться, так и для избы наряд- красивые окна. Не такие, какие сплошь да рядом видны по деревням- что в высоту, то и в ширину. Такое окно не красит избы. А вот если сделать окно так, что высота окна будет больше ширины окна в полтора раза, а то и боле то изба принарядится, словно девица. Есть простое правило узнавать, как много надо пропустить света через окна в избу так, чтобы не было сильно тёмных углов. Это правило такое: отверстия оконных проёмов находятся в зависимости от площади пола помещения. Чем больше эта площадь тем больше надо делать оконных проёмов. И считают. что тогда жильё освещается в достаточной мере, когда на одну квадратную сажень (четыре с половиной метра) приходится три четвёртых (0,35 метра квадратного) отверстий оконных проёмов…..»)

Довольно большой проблемой в старых домах было запотевание стёкол- даже с двойных рам конденсат в морозные дни стекал на подоконную доску в больших количествах, а если рама была одна, то влаги бывало столько , что она скапливалась в лужи. В случае если жидкость попадала меж рамой и срубом, или текла по стенам то участки эти становились быстро подвержены гнили. Для борьбы с этим подоконник делали не ровным , а имеющим углубление, где вода скапливалась и удалялась хозяевами. Иногда делали канавку по которому жидкость сливалась на пол или по ниточке собиралась в подвешенные бутылки. Между рамами ещё совсем недавно ставили баночки с солью, которая, впитывая влагу, осушала пространство меж стёкол.

При строительстве пятистенка (дом с капитальной стеной посередине, делящей жилое помещение на две части) соединение внутренней стены с внешней делалось либо заподлицо в сквозную лапу «сковородень», либо с остатком. В первом случае на концах брёвен вырубается и выпиливается «ласточкин хвост», который входит в вырубленные пазы стены внешней, но чаще соединяли всё же с с остаком- теплее. В этом случае пятую стену так же прирубали «в чашу» как и остальные. Нечто подобное делалось и при возведение сверхдлинных стен хозяйственных помещений-строились специальные небольшие перерубы «паклины» (проще говоря- контрфорсы). «Паклины» не являются стенами и длина их невелика, но они значительно увеличивают прочность сооружения, а так же служат опорами стропильной конструкции крыши.

IV

….По мере того как стены становились всё выше и выше, возникала потребность в строительных лесах. Помосты почти всегда устанавливались внутри дома по всему периметру сруба, использовали для их возведения еловые стойки из тонкомерного леса- длина их должна быть до уровня будущей крыши. Стойки крепились к стенам прижимая их куском доски или горбыля, которые прибивались к срубу с помощью гвоздей. На стойки крепились поперечины с помощью тех же гвоздей, но для надёжности под поперечины дополнительно прибивались «бобышки»- упоры. На поперечины клали доски и работали на них, по мере же возведения стен прибивались новые поперечины и доски настила перекладывались на них. Ради безопасности из жердей делались ограждения- поручни. Чтобы забраться наверх сколачивали временные лесенки-трапики из подходящего материала и обрезков досок. А вот для работы на самой высоте делали капитальную лестницу «путик», длина её могла доходить до 6 метров. Так как «путик» будет впоследствии служить хозяину десятилетиями, то к изготовлению его подходили основательно- еловые толстые жерди отёсывались с четырёх сторон, так же прямоугольное сечение придавалось и каждой поперечине- ступеньке. Для прочности в стойках вырубались пазы, куда и вставляются поперечины, фиксируемые железными гвоздями или коксами. Когда стены и крыша будут доделаны, именно с помощью «путика» станут крепить причелины, украшения и декор. Впоследствии он пригодится для ремонта крыши, а по весне и осени придётся по этой лестнице подниматься, чтобы открывать да закрывать трубы зимних и летних печей.
.Не желая заморачиваться со строительством лесов с внешней стороны сруба, на удобной высоте в стены мастера клали брёвна большей длины и эти торчащие концы использовали как опоры для настилов. По окончании работ их конечно спиливали.

Новые венцы на высоту поднимали с помощью ваг и верёвок, затаскивая по прислоненным к стенам брёвнам. Если дом был ну очень уж велик и брёвна имели большую длину то приходилось приглашать для помощи вздымщиков (чаще всего это были просто соседи- «друг другу терем ставит, а недруг недругу гроб ладит»). В некоторых местностях для подъёма использовали самодельные «подъёмные краны»- аналоги колодезных журавлей. Дойдя до определённой высоты (обычно за три венца до самого верхнего, хотя, по инициативе хозяина, количество венцов над потолком могло быть и большим- для увеличения чердака), посередине дома врубалась мощная поперечная балка называемая «матица» (матка, матница), ведь она как мать держит на себе всю тяжесть потолка и содержимое чердака («худая матка всему дому смятка»). Если площадь перекрываемого помещения была много больше стандартной, то матиц могли положить и две и три. (…Есть простое правило какой толщины надо положить балки: если проём комнаты будет 3 сажени (6 с половиной метров) то балки берутся 6,5 умножить на 4= 26 сантиметров (6 вершков). Одним словом надо число метров проёма умножить на четыре. Полученное число укажет в сколько сантиметров должна быть балка. И хорошо если придерживаться этого правила. А то бывает так, смотришь, потолок провис. Или полы ходуном ходят. А, ведь, это всё расстраивает постройку. А бывает и так, что на балки пущены брёвна через чур толстые. Говорят, маслом каши не испортишь. Верное дело, но зачем же понапрасну тратить ценный лесной материал? Слишком толстый лес излишен. И этот лишний материал с лихвой может пойти на другое дело в своём же хозяйстве. Копейка рубль бережёт…) Закрепляется матица в стенах с помощью крепления «ласточкин хвост» и как правило балка эта с внешней стороны дома не читается, но кое где концы её выпускали наружу и выпуски эти называются «огниво». Элемент этот крайне важен и с функциональной точки зрения- держит потолок, стягивает стены от расползания, ведь сверху на их распор будет действовать вес быков-стропил и крыши («лютая свекровь семью бережёт, свекровь рассердится- семья разбежится»). Идеально использовать для этих целей мощное бревно с небольшим горбом- укладывая его вверх. Такая балка будет лучше защищать потолок от прогиба. В некоторых местах Русского Севера матица «подпирается» небольшой резной (иногда и полностью лишённой какого либо украшения) дощечкой. Одним концом она упирается в матицу, а другим в печной столб (колоду или толстую доску, что «подпирает» угол печи. Печной столб, вероятно, изначально ставился для усиления конструкции печи ещё в те времена, когда она стояла в самом углу и с двух сторон подпиралась стенами, а противоположный к ним угол оставался не укреплённым. Однако печь давно отошла от стен и ставится не в плотную в угол, но печной столб всё равно остался обязательным элементом русской избы, имея скорее уже символическое назначение, а не функциональное. Случаев когда печной столб доходил до матицы и подпирал её не зафиксировано). С лёгкой руки знаменитого реставратора и исследователя Д.А. Соколова такая деревяшка получила название «Пинежский элемент». Не найдя вразумительного объяснения такой смехотворной опоры, Дмитрий Александрович отвёл ей символически-обрядовую роль, выполняющую чуть ли не оберёжную функцию, но я лично вышел на одного пинежского старичка, который дал совершенно иное объяснение- «пинежский элемент» это просто маячок перекоса здания, когда он откланяется даже незначительно то крен сразу бросается в глаза и подаёт хозяину знак, что сруб повело и нужно принимать предохранительные меры.

Подъёму матице, установке её, да просто положению в доме придавалось огромное обрядовое значение- именно она является чертой через которую не мог переступить незваный гость, именно под матицей стоят сватья при торгах и рукобитьи перед свадьбой, именно на матицу сватья пытаются незаметно положить щепочку, что бы рукобитие состоялось. Под матицу, так же как под окладный венец, клали дары- деньги, зёрна, шерсть и другое. Что бы избавиться от клопов и блох под неё подтыкали нож или зуб бороны, в «матку» вкручивалось железное кольцо, на которое опирался очеп с подвешенной зыбкой новорожденного. Да и вместо «посидим на дорожку», в те времена уходящим было принято подержаться рукой за матицу. В иных местах балку после установки и вовсе обсеивалась зерном и хмелем. Неудивительно , что и укладка её была окутана массой ритуалов и обрядов, а так же установка этой несущей балки обязательно ознаменовывалась особым матичным угощением («нет труда без отдыха; умей делать — умей и позабавиться»). С.В. Максимов: «…Хозяин ставит в красном углу зелёную веточку берёзки, а затем из среды плотников выступает такой, который половчее прочих и полегче на ногу… Он начинает священнодействовать: обходит самое верхнее бревно, или черепной венец, и рассеивает по сторонам хлебные зёрна и хмель. Хозяева всё это время молятся Богу. Затем севец-жнец переступает на матицу, где по самой середине его положены: хлеб. соль, кусок жареного мяса, кочан капусты и в стеклянной посудине зелёное вино (у бедняков горшок каши, укутанный в полушубок). Лычко перерубается топором, шуба подхватывается внизу на руки, содержимое в карманах выпивается и поедается…». После этого веселье выплёскивалось на улицу, где продолжалось застолье, а выпившие плотники («пирог ешь- хозяйку тешь; а вина не пить- хозяина не любить») катались на лошадях по селу, чтобы все видели- матицу положили и самый главный этап строительных работ пройден.

Самое верхний венец боковой стены будет держать на себе вес стропил (быков), плотники называют его мауэрлатом, а по простецки- «каретным». С лицевой стороны дома длину его делают больше чем у остальных, с тем чтобы на него опирался карниз крыши. Чем длиннее выпирает каретное бревно тем больше будет вынос кровли на фронтоне, и чем больше высота дома тем больше нужна эта дополнительная длина, ведь чем дальше крыша выпирает вперёд тем лучше будет защищена от дождевой влаги передняя стена. Выступающую часть бревна художественно оформляют порезкой и в порезке этой в зависимости от регионов есть большие различия- у пряжинских карел эта консоль оформлена двойных крюком, где то вырезанными валиками украшена, где то зарубками и затёсами. Частенько на ней вырезали и дату постройки дома. Назывались такие украшенные консоли «усами», «помочами», «перепусками».

Видов крыш в деревянных домах несколько- самые примитивные это односкатные «лабазные», но в жилых зданиях их перестали использовать много столетий назад. Делали крыши четырёхскатные и трёхскатные, но самым распространённым видом были конечно привычные нам двускатные. По причине зашкаливающей стоимости железных гвозлей в старину, была разработана безгвоздевая самцовая «под тёсом в жёлоб» крыша. Для её возведения переднюю и заднюю стену продолжают возводить, каждое следующее бревно делая всё более коротким. В результате получается, что верх торцевых стен приобретает форму треугольника- на них будут опираться горизонтальные слеги. За слеги будут цепляться стропила (быки), поверх этой несущей конструкции будет положена кровля. Сверху всё будет прижиматься огромный выдолбленным снизу охлупнем, а низ досок будет удерживаться желобом водотока. Покатость крыш в разных районах и на разной ширины домах делалась различной. Очень интересны крыши домов на Верхней Уфтюге и соседних районах- они там более пологие и имеют заметную горбинку на скатах, но в целом же: «…Крыша служит для защиты жилья от падающего дождя и снега. А раз это так, то значит и крыши надо устраивать так, чтобы и дождь и вода не застаивались бы на крыше и чем скорее сбегали бы с крыши тем лучше. Вот почему и делают крыши с подъёмом. Как будто, чем выше подъём крыши тем лучше? С одной стороны это верно, А вот с другой стороны и не совсем так. Опытом найдено, что чем круче подъём крыши, тем больше материала идёт на крышу. Вот почему не следует делать слишком крутых крыш. Но надо думать и о снеге, который на очень покатой крыше будет лежать и разводить сырость. Вот почему и остановились по нашим местам на самом удобном скате крыши в 45 градусов….»

Если ширина дома невелика (четырёхстенок) то быки (стропильные ноги) будут опираться непосредственно на верхние брёвна продольных стен, для этого в каретном венце (мауэрлате) на равных расстояниях друг от друга делают одинаковые гнёзда- в них и будут упираться быки. Расстояние меж ними бывает различным в зависимости от будущего кровельного материала, но в среднем это два метра. После этого измеряют расстояние между парными гнёздами и по этой длине делают шаблон будущего угла крыши из досок. Спустившись вниз из подготовленных жердей изготовляют необходимое количество скреплённых быков- на шаблон кладутся два тонкомерного бревна макушками друг к другу и скрепляются с помощью металлических скоб или деревянных коксов сделанных из твёрдых пород дерева. По сути это деревянные заклёпки, которые забиваются в просверленные отверстия спаренных брёвен, а выступающие остатки с обеих сторон срубаются топором. Самые верхушки стропил не спиливали, а оставляли , получая так гнёзда, в которые впоследствии будет уложена главная «князевая» слега. Для защиты от прогибания стропил из за веса самой крыши и снега, посередине их соединяли перекладиной «ригелем» и в итоге получалась гигантская буква «А». При строительстве широких домов (шестистенков) система быков усложнялась дополнительными связями, чтобы быки всей массой огромной крыши не развалили стены сруба. Для этого дополнительно укладываются брёвна «переводы». которые и принимают на себя весь вес. При идеальной подгонке стропила установленные на гнёзда стоят сами и не падают без подпоров- особый шик мастера («не спрашивай старого, спрашивай бывалого»). Иной раз плотники из религиозных побуждений вырубали на несущих балках криптограммы и наборы непонятных сейчас букв, таких же какие делали на поклонных крестах: ЦЦЦЦ (Цвети Церковный Цвет Церкви), ДДДД (Добро Дерево Дьяволу Досада), ББББ (Бич Божий Бьёт Бесов), СССС (Спас Сотвори Сеть Сатане), РРРР (Речёному Роду Радости Ради).

После установки всех быков на них начинают класть слеги обрешётки ( продольные горизонтальные жерди, к которым и будет крепиться кровля). На безгвоздевой крыше слеги не прикреплялись жёстко к быкам, ведь они держатся и лежат на сужающихся брёвнах фронтона, единственное что делали, так это под каждой жердью в бык вбивали клинышек , создавая так зацеп против скатывания. Самую же верхнюю жердь «князевую» кладут в рогатки верхних концов стропил и положив её в очередной раз устраивают застолье- все основные строительные работы сделаны («не говори, что делал, а говори. что сделал»). Так как по сути строительство дома подошло к концу то хозяева в очередной раз устраивают плотникам угощение- «князевое», в отличии от «матичного» оно не было окутано какими либо сложными обрядами, а было скорее просто радостным. Единственное, что выделяло эту жердину- поднимать её было принято абсолютно молча, а подняв и положив на место инструменты бросали и все шли праздновать «князёво». У пряжинских карел существовал забавный обычай- на эту самую верхнюю перекладину должны были забраться и хозяин и хозяйка, сесть на неё и начать угощать не верхотуре забирающихся наверх строителей, хозяйка конечно пирогами и калитками, а хозяин «белым вином». Но для безгоздевой крыши сделано ещё не всё- для удержания желоба-водотока дополнительно крепились «курицы»- продолжение быков. «Курицы» это небольшие кронштейны сделанные из крючковатого бревна с перпендикулярно отросшим корнем. Поэтому шла на это дело ель- сосна не имеет таких резких изгибов. Для заготовки материала приходилось побродить по лесу, выискивая «кокоры» (загнутые под прямым углом ствол и корень. Так же кокоринами называли и цельные прялки, которые изготовляли из таких стволов), а нужно их на дом не менее 20 штук. Изгиб «куриц» подчас украшали примитивной (а порой и не примитивной) порезкой, закрепляя их так, что бы курица посередине дома была немного выше чем крайние по бокам- тогда вода по желобу беспрепятственно будет стекать и отбрасываться подальше от стен- в высоком доме вынос водомёта должен быть не менее метра, дабы дождевая вода влекомая ветром не попадала на стены и не размывала фундамент. Но водоток будет нести на себе и довольно большую механическую нагрузку- в выдолбленный в цельном бревне (не менее 35 см) желоб будут упираться нижние концы досок крыши, а верхние концы досок прижмутся массивным охлупнем- ещё более массивным бревном и тоже с желобом, но в нижней своей части. Ведь в безгвоздевой крыше доски не прибивались, а держались лишь своим весом, да прижатые охлупнем сверху. К тому же и досок нужно класть не один ряд, а два, с тем что бы под каждой щелью между соседними тесинами лежала ещё одна доска, которая принимает на себя воду попавшую в щель и спускающая её по себе. Для этого конечно простые и ровные доски никак не подойдут- в них нужно вынимать неглубокие канавки во всю длину, получая таким образом или корытце или дорожки для стока воды. Да вообще трудоёмкий это был процесс очень- строительство дома («каков строитель такова и обитель»). В случае если длина ската настолько велика, что найти тесин такой длины невозможно, то приходилось делать «юбку»- недостающую длину закрывают дополнительными кусками досок, кладя их сверху внахлёст. В этом случае без гвоздей обойтись было уже никак нельзя и их использовали, прокипятив предварительно в олифе- хоть какая то защита от быстротечной ржавчины. «…Всего дороже честь сытая. да изба крытая. Надо, стало быть, торопиться крышу крыть, изба без крыши, что простоволосая баба. Да и опасаться надо, чтобы дожди не испортили углов, и они не трещали бы подобно ружейным выстрелам, когда изба будет садиться….».

Завершающим элементами собственно строительства являлись подъём и установка на место самого верхнего, мощного, прижимающего всей своей массой крышу, бревна охлупня (шелома). Делали его из толстого бревна, вынимая в нижней части его желоб, но в отличии от водомётов углы желоба «распахивают» топором на нужный угол, с тем что бы шелом как влитой сел на вершину крыши. В некоторых местностях (Пинега, Мезень, Северная Двина) охлупень украшают грубо вырубленной фигурой коня, но немало было и других примеров- голова птицы, просто декоративная порезка, украшение рогами и прочее. В этом случае подбиралось дерево с мощным комлем из которого и вырезали собственно голову коня. Подъём же этого бревна на самый конёк крыши было делом и тяжёлым и рискованным- не дай Бог уронить его наземь.

Автор фотографий и текста Николай Телегин (Курск). Окончание следует.