* * *
Я всё приму за чистую монету
И чистою монетой заплачу
За бескорыстье доброго совета,
За милосердье — даже палачу,
За равнодушья тайную лукавость,
За одинокий вечер на земле
И за своё священнейшее право:
Бумаги лист и ручку на столе.

* * *
Существует связь времён,
Связь имён, событий грозных…
Я ночами слышу звон —
Кровь струится в венах звёздных.
Я ночами чую боль
Предков всех и всех потомков.
Оттого кладу я соль,
Хлеб и соль в свою котомку.
Голод чей-то утолю,
Раны смертные омою,
Ярославною стою,
Плачу, кличу над рекою.
Существует в мире связь,
Нам дано её изведать.
Оттого я знаю власть
Пораженья и победы.
Связь между тобой и мной,
Меж землёй родной и небом,
Меж высокою судьбой
И ржаной горбушкой хлеба.

* * *
Под тёплыми пальцами тают
Прозрачные льдинки на стёклах,
И снова цветы расцветают
На этих обоях поблёклых.
И снова дыханьем весенним —
Сквозь стужу великую — снова! —
Прозрачные детства виденья
На помощь явиться готовы.
Обманывать сердце — не смею:
Всему своё время и сроки,
Но грусть мою нынче развеют
Мои голубые сороки.
С черёмухи снег отряхая,
Они беззаботно стрекочут,
И зимняя стужа лихая
Напрасно, конечно, хлопочет:
Под тёплыми пальцами тают
Снега в белоснежных владеньях,
И снова цветы расцветают
На этих обоях весенних.

* * *
Ксенечке Семёновой

А девочке хотелось танцевать,
Но ей не разрешали. Говорили,
Чтоб не мешала. Вздрагивали крылья,
Иль руки тонкие. И — падали опять.
А девочке хотелось танцевать!
Всё в ней светилось музыкой и небом,
А ей твердили: «Ешь котлету с хлебом.
Учись себя вести, прямее сядь!»
Но разрешите ей потанцевать!
Но дайте волю ей (нужна свобода птице!),
И в лебедя утёнок превратится,
И вас научит девочка летать.

Из детства

Мгновенья счастливые перебирая,
Помню, все помню, забыть не могу,
Как по тропинке бегу я, босая,
Босая, маленькая, бегу.
Мама мне сшила новое платье,
Новые ленты в косы вплела,
Счастье ещё так по-детски внятно,
Ещё и черёмуха не цвела.
Шлёпают, шлёпают звонко пятки,
По тропинке, босая, бегу…
…Детское счастье, как же ты кратко, —
До сих пор забыть не могу!

* * *
Косноязычье детских лет,
Ты — боль моя, косноязычье.
Как в слово воплотить твой бред,
Невнятный лепет, щебет птичий?
Мы произносим: «Лепота!»,
И — замираем, слов не надо,
Где та незримая черта,
Где та высокая преграда,
Что словеса пустые вмиг —
Души ненужную полову —
Отделит, и раздастся крик,
И, может быть, родится Слово?..
Косноязычье детских лет,
Тебя боюсь, тебе я рада.
Я б столько натворила бед,
Когда б ты не было преградой.
Но страшно мне (о, не спеши! —
Найди единственное слово!) —
Косноязычие души,
А не словесная полова.

Акварель

Такое огромное небо,
Такая печаль большая.
Душа, ничего не требуй,
Видишь: звезда сияет.
Холодно и печально,
Печально и одиноко.
Перед дорогой дальней
Из чистого пей истока.
Разве чувства земные
Так уже устарели,
Что не нужны такие
Чистые акварели…

* * *
Веточка черёмухи в стакане —
Сердца немудрёная услада.
Ни чинов, ни почестей, ни званий —
Больше ничего ведь и не надо.
Веточка черёмухи в стакане,
Не дразни так горьким ароматом.
Разве ты не видишь: ветер пьяный
По лугам шатается несмятым?
Белые осыплет лепесточки,
Как фату с невесты, и, ликуя,
Унесёт черёмуховой ночкой
И до горьких слёз он зацелует…

Музыка

И лишь душа одна жила.
И не было ни дня, ни ночи.
Она любила и ждала,
Сжимаясь в трепетный комочек,
Срываясь вдруг в глухую тьму,
А вот — под небеса взлетела!
Так, неподвластная уму,
Жила душа одна.
Без тела.

Чухломе

Этот город — мне он снится.
Явь ли это? Или — сон?
Вижу здесь родные лица,
Колокольный слышу звон.
Узнаю — не узнавая,
Узкой улочкой бреду.
Словно вновь припоминаю
Этих уток на пруду,
Эту женщину в платочке,
Это озеро вдали…
Здесь был путь ещё короче,
Липы, помню, там росли.
Из каких он выплыл далей —
Этот тихий городок
За туманами печалей,
За бессонницей дорог?
Узнаю — не узнавая.
Явь ли это? Или — сон?
Сладко сердце замирает,
Колокольный слыша звон…

* * *
Ах, тротуары деревянные —
Провинций прелесть и отрада!
Здесь гостю званому, незваному
Всегда и всюду будут рады.
Здесь расписные все наличники.
На удивленье, кошек много.
Здесь разговоры все привычные —
Не говорят высоким слогом.
Здесь даже лужи пересчитаны,
Лицо у каждой есть и слава.
Здесь чудеса такие виданы —
В столицах не увидишь, право!
Ах, деревянная провинция!
Здесь Золушки у печек маются.
Все ждут, бедняжки, встречи с принцами,
А принцы в сказках лишь встречаются.
Здесь в мыльной пене над корытами
Джульетты головы склоняют…
Моя провинция забытая,
Моя провинция родная!

* * *
Пахнет ёлкой. Пахнет детством.
Распахнулась даль — взгляни.
Мне глядеть — не наглядеться
В золотые эти дни.
Мне дышать — не надышаться
Лёгким воздухом зимы.
Восхищаться, любоваться
Сказкой зимней Чухломы.
Утону в сугробах снежных, —
Пусть целуется мороз
Крепко-крепко, нежно-нежно,
Аж до самых сладких слёз.

Папин ватник

Сэконд-хэнд, сэконд-хэнд… — Барахло на продажу.
Как хотите: поштучно? а может, на вес?
Барахло из Европы, из Америки даже…
«Прочно. Выгодно. Дёшево», — шепчет вам бес.
Мне припомнится папин поношенный ватник —
Он в любые согреет меня холода,
Потому что посажены мамой заплатки…
Не для форса — для жизни он шит. Для труда.

* * *
Так и живём да хлеб жуём,
Покуда живы — не умрём
Врагам своим в угоду.
Мы снова камни соберём,
Мы вновь «Дубинушку» споём,
Мы — крепкая порода.
Горят рябины и душа,
Но из небесного ковша
Хлебнём — и за работу.
Нет, не за медный звон гроша
Живём мы, каясь и греша,
Лишь об одном забота:
Покуда живы, Русь стоит,
Рябина горькая горит —
Награда и отрада.
Хлеб пожуёшь — и вот уж сыт,
Душа над бренностью парит,
А большего — не надо.

* * *
В захолустном глухом городишке,
Где все жители наперечёт,
Под заплатанной ветхою крышей
В одиночестве бабка живёт.
А точней, не живёт — доживает,
Ест картошку, а в праздник — пирог.
Свои сорок рублей получает
Она точно в назначенный срок.
Все собаки в лицо её знают.
Она кормит заблудших, худых,
А за это их пёстрая стая
Охраняет её от беды.
И, казалось бы, что в этом толку,
Что на свете так долго живёт
Эта бабка, к тому ж — богомолка,
Богомолки все — «тёмный» народ.
Но собаки, представьте вы, знали,
Для чего эта бабка скрипит,
И надёжно её охраняли
От житейских невзгод и обид.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А когда этой бабки не стало,
Трое суток почти напролёт
Стая пёстрая так завывала,
Что не выдержал нервный народ:
Кто-то выстрелил в пёструю стаю,
А потом ещё долго и в смак
Толковали, что больно худая
Молодёжь нынче… Хуже собак…

Старухи

Всё-то знают на свете старухи,
Трудно с ними вести разговор.
Где-то, кто-то, какие-то слухи —
Выметается всяческий сор.
Руки в боки, стоят и судачат.
С ними лучше не спорь, не греши…
Я от взглядов их пристальных спрячусь
В глубину своей робкой души.
Как глаза их бесцветные ищут
Новой жертвы для сплетен и лжи!
Им насущной не надобно пищи,—
Только новость скорее скажи.
Ну, старухи! Ну, бабки! С досадой,
С восхищеньем на них я смотрю.
«На болоте-то, знаете, ягод!..» —
Невзначай словно им говорю.
Замелькали лишь старые юбки,
Ни следа, будто нет на земле.
Александры, Устиньи и Любки…
Лишь горячий обед на столе.
На верёвках белье досыхает,
Пахнет сено на ближнем лугу,
Да внучата тайком примеряют
Ордена, что они берегут…

* * *
«Милая, пенсии-то не дают?
Слышно, вчера за второе давали…
Значит, и завтра получим едва ли».
Господи, видишь ли: всё ещё ждут!

«Дочка-то тоже без денег сидит.
Хлеб да картошка, а детки-то малы…»
Господи, лучше бы, если б молчала? —
Прямо в глаза мне покорно глядит.

Что ей отвечу? Какие слова
Я отыщу, чтобы не были всуе?
Чаша сия да меня не минует!
С вами я рядом, покуда жива.

* * *
Распахнута душа навстречу сентябрю.
Последнее тепло прощальной ласки лета.
Я ничего не жду. Я просто подарю
Всё, чем душа жива и чем ещё согрета.
На одичалый мир вот этот детский взгляд —
Быть может, станет он нечаянным открытьем…
Я ничего не жду. Я не вернусь назад.
Я просто лишь скажу: «Прощайте! И — простите…»
Распахнута душа. Последнее тепло…
Как сладостно мне быть отчаянно-свободной!
Лети, моя душа. Ты встала на крыло,
И путь твой предрешён осеннею природой.

Владимир Крупин. Поэзия простоты

Вот снова книга Елены Балашовой. И снова небольшая. Но этим не надо смущаться: мал золотник, да дорог. И тираж маленький. Ну что ж, тем она ценнее, эта новая книга.

Кем-то выдумано, что есть поэзия провинциальная, есть столичная. Это оттого, что в России есть и столица, есть и провинция. Но весь вопрос в таланте и в любви к России. Таланту в провинции пробиться труднее, от этого он сильнее. А любовь к Отечеству в провинции естественна как дыхание, здесь забота о родине как о единственной матери.

Елене Балашовой не надо доказывать свою любовь к Отчизне, к Родине, она растворена в ее строчках. Талант Балашовой таков, что сама простая жизнь становится темой стихотворений. Перебирала картошку — разве этого мало для поэзии? Деревня в снегах, разлука с ней, возвращение и счастливое до сердцебиения зрелище — топятся печи, курится русский ладан небесам. Живая деревня, живая, живая, живая. Болен отец, не по вине дочери он болен, но вот эта чисто русская вина перед родителями за то, что им досталась невыносимо тяжёлая ноша, эта вина понятна только православному сердцу.

Очень я рад за Елену Балашову и её читателей. Уверен, что стихи из Чухломы потихоньку разойдутся по России и помогут людям легче переносить тяжесть бытия. Они — стихи Елены — мостик от обыденной жизни к престолу небесному, они включают нашу краткую жизнь в вечность.

Балашова Е. Моя провинция. — Кострома: ДиАр, 2010. — С. 4.

Презентация книги Е. Балашовой «Моя провинция»
Костромская областная научная библиотека. 19 февраля 2011 г.

Фотографии А. Сыромятникова