По праву совести

Валерий Ганичев

<…> На «солнечной поляночке» в Вязниках в 1995 году отмечался очередной Фатьяновский праздник. Выходили поэты этих центральных областей России (Владимирская, Ивановская, Калужская, Нижегородская, Тульская, Костромская, Ярославская) и читали стихи. <…>

И вот в этом истинно поэтическом сиянии праздника своей тихой мягкостью и непреклонной верностью извечным русским святыням поразила Елена Балашова. Вышла незаметно, прочитала негромко, и сразу захотелось многим повиниться перед деревенскими кладбищами, доживающими свой век стариками и старухами, обрадоваться веточке черёмухи в стакане, зажечь тонкие свечи и спеть вместе хором. Что за чистый, печальный (ну а какой же нынче может) появился поэт на Руси! Да и где? В городе Чухломе! Вот уж ёрничества по поводу названия города на разных тусовках было. По самым придирчивым «демо»-меркам, самая глушь, самая необразованность. Вот Швейцария с её аллейками, дорожками и, главное, банками — это образец! Честно, я бы завидовал Швейцарии (приходилось пользоваться её дорогами), если бы там были поэты такой родниковой чистоты, как Елена Балашова. Не мешало бы и в Чухлому банк понадёжней, но где его возьмешь с нашими богачами, они тащат денежки в Швейцарию. Потом будут таращиться, как на Фатьянова: «Надо же, такой поэт вырос и где?»

Чухлома
Вид с озера на Чухлому и городской парк. Август 1988 г.

Действительно, Чухлома ничуть не меньше по духу своему значит, чем какой-нибудь Канзас, Нант и Штутгарт. У неё и история знаменитая, и природа вокруг чудесная, а люди, может быть, и не столь юркие, но удивительно сердечные, искренние и добрые.

Ах, тротуары деревянные —
Провинций прелесть и отрада!
Здесь гостю званому, незваному
Всегда и всюду будут рады.

Ходишь с поэтессой и удивляешься:

Здесь расписные все наличники.
На удивленье, кошек много.
Здесь разговоры все привычные —
Не говорят высоким слогом.

В центре уделяют внимание мировым проблемам, подсчитывают валюту, измеряют высоту Эвереста, едут открывать дальние острова. А в провинции:

Здесь даже лужи пересчитаны,
Лицо у каждой есть и слава.
Здесь чудеса такие виданы —
В столицах не увидишь, право!

В этой часто «забытой и родной провинции» ей многое мило, она не может быть вне её.

…Какую силу
Сумел в мою он душу влить —
Мой край, застенчивый и милый,—
Что без него — ни петь, ни жить?!.

Она и зовёт к этим птицам, листопадам, незабудкам, к этим старикам и старухам, к этой всё видящей, все понимающей и неуничтоженной Руси. Елена ощущает «божественную сладость слова», постигает молчание природы, боится, что нежность, радость и грусть в душе с годами потускнеют. Она ищет и находит!

Мы произносим «лепота»!
И замираем — слов не надо.
Где та незримая черта,
Где та высокая преграда,
Что словеса пустые вмиг —
Души ненужную полову —
Отделит, и — раздастся крик,
И, может быть, родится Слово?..

Задумываюсь вот над чем, читая её стихи. Нынешняя «демократия» лишила себя поэзии, она лишила себя сострадания. Она сострадает только себе и своему богатству. Сколько примеров, стенаний Запада <…> по поводу «прав человека», по поводу… по поводу… Но, оказывается, все это — прикрытие собственных торгашеских и захватнических планов. Лгал Запад Богу! Лгали и наши актёры от демократии.

Сменили одёжки, сменили обложки…
Так, словно живут не всерьёз — понарошке.
Сменили названья, идеи и штаты,
Однако же прежней осталась расплата.
Расплата за кровь, за измену проста
Иудам, предавшим народ, как Христа.
И пусть они снова одёжки меняют —
И через столетья их снова узнают.

Но пусть не покажется, что Балашова — поэтесса публицистического склада (достаточно этих строчек, чтобы понять — она лирик: «Веточка черёмухи в стакане — сердца немудрёная услада. Ни чинов, ни почестей, ни званий — больше ничего ведь и не надо»). Но она не может пройти мимо боли человеческой, мимо страдания народного. Она должна всем! Нет, наверное, не толстосумам и отступникам, не изменникам и бандитам, их она обличает, хотя и взывает к возможному состраданию. Она обращается к милым, добрым, усталым, но надеющимся на лучшее людям. Она вызывает к жизни красоту, обращает на неё наше внимание с помощью своего слова. Она страдает, думает, молится за нас. Она шлёт весть, надежду человеческим сердцам. И эта Со-Весть делает её совыразителем народной души. И мы чувствуем, что Елена Балашова — поэтесса по праву совести.

«Литературная Россия» — 27.10.95 г.

«Косноязычие души…»

Елена Балашова

* * *
Я всё приму за чистую монету
И чистою монетой заплачу
За бескорыстье доброго совета,
За милосердье — даже палачу,
За равнодушья тайную лукавость,
За одинокий вечер на земле
И за своё священнейшее право:
Бумаги лист и ручку на столе.

* * *
Существует связь времён,
Связь имён, событий грозных…
Я ночами слышу звон —
Кровь струится в венах звёздных.
Я ночами чую боль
Предков всех и всех потомков.
Оттого кладу я соль,
Хлеб и соль в свою котомку.
Голод чей-то утолю,
Раны смертные омою,
Ярославною стою,
Плачу, кличу над рекою.
Существует в мире связь,
Нам дано её изведать.
Оттого я знаю власть
Пораженья и победы.
Связь между тобой и мной,
Меж землёй родной и небом,
Меж высокою судьбой
И ржаной горбушкой хлеба.

* * *
Под тёплыми пальцами тают
Прозрачные льдинки на стёклах,
И снова цветы расцветают
На этих обоях поблёклых.
И снова дыханьем весенним —
Сквозь стужу великую — снова! —
Прозрачные детства виденья
На помощь явиться готовы.
Обманывать сердце — не смею:
Всему своё время и сроки,
Но грусть мою нынче развеют
Мои голубые сороки.
С черёмухи снег отряхая,
Они беззаботно стрекочут,
И зимняя стужа лихая
Напрасно, конечно, хлопочет:
Под тёплыми пальцами тают
Снега в белоснежных владеньях,
И снова цветы расцветают
На этих обоях весенних.

* * *
Ксенечке Семёновой

А девочке хотелось танцевать,
Но ей не разрешали. Говорили,
Чтоб не мешала. Вздрагивали крылья,
Иль руки тонкие. И — падали опять.
А девочке хотелось танцевать!
Всё в ней светилось музыкой и небом,
А ей твердили: «Ешь котлету с хлебом.
Учись себя вести, прямее сядь!»
Но разрешите ей потанцевать!
Но дайте волю ей (нужна свобода птице!),
И в лебедя утёнок превратится,
И вас научит девочка летать.

Из детства

Мгновенья счастливые перебирая,
Помню, все помню, забыть не могу,
Как по тропинке бегу я, босая,
Босая, маленькая, бегу.
Мама мне сшила новое платье,
Новые ленты в косы вплела,
Счастье ещё так по-детски внятно,
Ещё и черёмуха не цвела.
Шлёпают, шлёпают звонко пятки,
По тропинке, босая, бегу…
…Детское счастье, как же ты кратко, —
До сих пор забыть не могу!

* * *
Косноязычье детских лет,
Ты — боль моя, косноязычье.
Как в слово воплотить твой бред,
Невнятный лепет, щебет птичий?
Мы произносим: «Лепота!»,
И — замираем, слов не надо,
Где та незримая черта,
Где та высокая преграда,
Что словеса пустые вмиг —
Души ненужную полову —
Отделит, и раздастся крик,
И, может быть, родится Слово?..
Косноязычье детских лет,
Тебя боюсь, тебе я рада.
Я б столько натворила бед,
Когда б ты не было преградой.
Но страшно мне (о, не спеши! —
Найди единственное слово!) —
Косноязычие души,
А не словесная полова.

Акварель

Такое огромное небо,
Такая печаль большая.
Душа, ничего не требуй,
Видишь: звезда сияет.
Холодно и печально,
Печально и одиноко.
Перед дорогой дальней
Из чистого пей истока.
Разве чувства земные
Так уже устарели,
Что не нужны такие
Чистые акварели…

* * *
Веточка черёмухи в стакане —
Сердца немудрёная услада.
Ни чинов, ни почестей, ни званий —
Больше ничего ведь и не надо.
Веточка черёмухи в стакане,
Не дразни так горьким ароматом.
Разве ты не видишь: ветер пьяный
По лугам шатается несмятым?
Белые осыплет лепесточки,
Как фату с невесты, и, ликуя,
Унесёт черёмуховой ночкой
И до горьких слёз он зацелует…

Музыка

И лишь душа одна жила.
И не было ни дня, ни ночи.
Она любила и ждала,
Сжимаясь в трепетный комочек,
Срываясь вдруг в глухую тьму,
А вот — под небеса взлетела!
Так, неподвластная уму,
Жила душа одна.
Без тела.

Чухломе

Этот город — мне он снится.
Явь ли это? Или — сон?
Вижу здесь родные лица,
Колокольный слышу звон.
Узнаю — не узнавая,
Узкой улочкой бреду.
Словно вновь припоминаю
Этих уток на пруду,
Эту женщину в платочке,
Это озеро вдали…
Здесь был путь ещё короче,
Липы, помню, там росли.
Из каких он выплыл далей —
Этот тихий городок
За туманами печалей,
За бессонницей дорог?
Узнаю — не узнавая.
Явь ли это? Или — сон?
Сладко сердце замирает,
Колокольный слыша звон…

* * *
Ах, тротуары деревянные —
Провинций прелесть и отрада!
Здесь гостю званому, незваному
Всегда и всюду будут рады.
Здесь расписные все наличники.
На удивленье, кошек много.
Здесь разговоры все привычные —
Не говорят высоким слогом.
Здесь даже лужи пересчитаны,
Лицо у каждой есть и слава.
Здесь чудеса такие виданы —
В столицах не увидишь, право!
Ах, деревянная провинция!
Здесь Золушки у печек маются.
Все ждут, бедняжки, встречи с принцами,
А принцы в сказках лишь встречаются.
Здесь в мыльной пене над корытами
Джульетты головы склоняют…
Моя провинция забытая,
Моя провинция родная!

* * *
Пахнет ёлкой. Пахнет детством.
Распахнулась даль — взгляни.
Мне глядеть — не наглядеться
В золотые эти дни.
Мне дышать — не надышаться
Лёгким воздухом зимы.
Восхищаться, любоваться
Сказкой зимней Чухломы.
Утону в сугробах снежных, —
Пусть целуется мороз
Крепко-крепко, нежно-нежно,
Аж до самых сладких слёз.

Папин ватник

Сэконд-хэнд, сэконд-хэнд… — Барахло на продажу.
Как хотите: поштучно? а может, на вес?
Барахло из Европы, из Америки даже…
«Прочно. Выгодно. Дёшево», — шепчет вам бес.
Мне припомнится папин поношенный ватник —
Он в любые согреет меня холода,
Потому что посажены мамой заплатки…
Не для форса — для жизни он шит. Для труда.

* * *
Так и живём да хлеб жуём,
Покуда живы — не умрём
Врагам своим в угоду.
Мы снова камни соберём,
Мы вновь «Дубинушку» споём,
Мы — крепкая порода.
Горят рябины и душа,
Но из небесного ковша
Хлебнём — и за работу.
Нет, не за медный звон гроша
Живём мы, каясь и греша,
Лишь об одном забота:
Покуда живы, Русь стоит,
Рябина горькая горит —
Награда и отрада.
Хлеб пожуёшь — и вот уж сыт,
Душа над бренностью парит,
А большего — не надо.

* * *
В захолустном глухом городишке,
Где все жители наперечёт,
Под заплатанной ветхою крышей
В одиночестве бабка живёт.
А точней, не живёт — доживает,
Ест картошку, а в праздник — пирог.
Свои сорок рублей получает
Она точно в назначенный срок.
Все собаки в лицо её знают.
Она кормит заблудших, худых,
А за это их пёстрая стая
Охраняет её от беды.
И, казалось бы, что в этом толку,
Что на свете так долго живёт
Эта бабка, к тому ж — богомолка,
Богомолки все — «тёмный» народ.
Но собаки, представьте вы, знали,
Для чего эта бабка скрипит,
И надёжно её охраняли
От житейских невзгод и обид.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А когда этой бабки не стало,
Трое суток почти напролёт
Стая пёстрая так завывала,
Что не выдержал нервный народ:
Кто-то выстрелил в пёструю стаю,
А потом ещё долго и в смак
Толковали, что больно худая
Молодёжь нынче… Хуже собак…

Старухи

Всё-то знают на свете старухи,
Трудно с ними вести разговор.
Где-то, кто-то, какие-то слухи —
Выметается всяческий сор.
Руки в боки, стоят и судачат.
С ними лучше не спорь, не греши…
Я от взглядов их пристальных спрячусь
В глубину своей робкой души.
Как глаза их бесцветные ищут
Новой жертвы для сплетен и лжи!
Им насущной не надобно пищи,—
Только новость скорее скажи.
Ну, старухи! Ну, бабки! С досадой,
С восхищеньем на них я смотрю.
«На болоте-то, знаете, ягод!..» —
Невзначай словно им говорю.
Замелькали лишь старые юбки,
Ни следа, будто нет на земле.
Александры, Устиньи и Любки…
Лишь горячий обед на столе.
На верёвках белье досыхает,
Пахнет сено на ближнем лугу,
Да внучата тайком примеряют
Ордена, что они берегут…

* * *
«Милая, пенсии-то не дают?
Слышно, вчера за второе давали…
Значит, и завтра получим едва ли».
Господи, видишь ли: всё ещё ждут!

«Дочка-то тоже без денег сидит.
Хлеб да картошка, а детки-то малы…»
Господи, лучше бы, если б молчала? —
Прямо в глаза мне покорно глядит.

Что ей отвечу? Какие слова
Я отыщу, чтобы не были всуе?
Чаша сия да меня не минует!
С вами я рядом, покуда жива.

* * *
Распахнута душа навстречу сентябрю.
Последнее тепло прощальной ласки лета.
Я ничего не жду. Я просто подарю
Всё, чем душа жива и чем ещё согрета.
На одичалый мир вот этот детский взгляд —
Быть может, станет он нечаянным открытьем…
Я ничего не жду. Я не вернусь назад.
Я просто лишь скажу: «Прощайте! И — простите…»
Распахнута душа. Последнее тепло…
Как сладостно мне быть отчаянно-свободной!
Лети, моя душа. Ты встала на крыло,
И путь твой предрешён осеннею природой.


Приложения

Владимир Крупин. Поэзия простоты

Моя провинция

Вот снова книга Елены Балашовой. И снова небольшая. Но этим не надо смущаться: мал золотник, да дорог. И тираж маленький. Ну что ж, тем она ценнее, эта новая книга.

Кем-то выдумано, что есть поэзия провинциальная, есть столичная. Это оттого, что в России есть и столица, есть и провинция. Но весь вопрос в таланте и в любви к России. Таланту в провинции пробиться труднее, от этого он сильнее. А любовь к Отечеству в провинции естественна как дыхание, здесь забота о родине как о единственной матери.

Елене Балашовой не надо доказывать свою любовь к Отчизне, к Родине, она растворена в ее строчках. Талант Балашовой таков, что сама простая жизнь становится темой стихотворений. Перебирала картошку — разве этого мало для поэзии? Деревня в снегах, разлука с ней, возвращение и счастливое до сердцебиения зрелище — топятся печи, курится русский ладан небесам. Живая деревня, живая, живая, живая. Болен отец, не по вине дочери он болен, но вот эта чисто русская вина перед родителями за то, что им досталась невыносимо тяжёлая ноша, эта вина понятна только православному сердцу.

Очень я рад за Елену Балашову и её читателей. Уверен, что стихи из Чухломы потихоньку разойдутся по России и помогут людям легче переносить тяжесть бытия. Они — стихи Елены — мостик от обыденной жизни к престолу небесному, они включают нашу краткую жизнь в вечность.

Балашова Е. Моя провинция. — Кострома: ДиАр, 2010. — С. 4.

Презентация книги Е. Балашовой «Моя провинция»
Костромская областная научная библиотека. 19 февраля 2011 г.

Презентация книги Е. Балашовой «Моя провинция»

Презентация книги Е. Балашовой

П. Корнилов
П. Б. Корнилов (организатор и ведущий презентации)
Е. Балашова
Е. Л. Балашова
А. Бугров
А. А. Бугров
Евгений Разумов
Е. А. Разумов

Фотографии А. Сыромятникова

Умиленье. Песня на стихи Елены Балашовой
Музыка Владимира Смирнова.
Исполняет Марина Захарова

Книга Е. Балашовой «Моя провинция» продаётся:

в «Центре книги» по адресу:
Кострома, ул. Свердлова, д. 2 (левый вход).
Телефон: (84942)31-45-72.
E-mail: kompbibl@yandex.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.